I'm a loser baby, so why don't you kill me?
Вдохновение
Автор: Di Ren
Бета: Пока до этого не добралась
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: R
Жанры: Ангст, Гет, Юмор, POV, Повседневность, Слэш (яой)
Предупреждения: Нецензурная лексика, Смерть персонажа
Размер: планируется Миди, написано 41 страница
Кол-во частей: 12; здесь - с 1 главы по 5, все не влезает
Статус: на счет этого ориджа у меня творческий застой, а так хз.
Описание:
Полоса неудач? Как с ней справится? Что нужно писателю для того, что бы пришло вдохновение?
Примечания автора:
Идея появилась внезапно. Она была настолько очевидна, что я ее просто не увидел.
многа букафф
Глава 1.
- Стойте, подождите! Как?! Вы же сказали, что время еще есть! Алло! Черт! – руки трясутся, глаза лихорадочно ищут что-то на стене, а в трубке слышны лишь гудки.
- Твою мать! – швырнул телефон на кровать и с тихим стоном разочарования осел на пол. – Опять двадцать пять.
Встречайте, это я, Рей Пенбер, сидящий на полу, снова продинамленый очередной редакцией, писака-романтик с наступившей черной полосой в жизни. Мне двадцать пять, за моими плечами пара романов, но я не известен в широких кругах общества, как, например, пресловутая Стефани Майер. Денег на жизнь вполне хватает (от походов в рестораны приходится отказываться), хотя большую часть я всегда откладываю на следующий выпуск книги, которую, кстати, удачно отвергли пять или шесть престижных редакций. И все они, как один, говорили, что такая сопливая книженция оставит пятно на их репутации, свиньи зажравшиеся. Проще говоря, меня послали куда подальше.
Да и вообще в последнее время неудачи так и липнут ко мне, как банный лист: сначала младшая сестра разбила мою машину вдрызг, потом отец загремел в больницу, теперь на его лекарства уходит куча денег, которые, конечно же, даю я, затем меня бросила моя девушка, сказав, что она устала меня вытаскивать из депрессий. Короче, полная жопа, особенно учитывая то, что я недавно потерял работу – единственный дополнительный доход. А все из-за этого пидора шефа. Взбрело ему в голову домогаться до меня на каждом углу, мать его. В конце концов, я не вытерпел и закатил скандал, о котором еще долго говорили главные сплетницы офиса, и ушел с гордо поднятой головой.
И вот сейчас я сижу на полу своей однокомнатной на Ломбард-стрит, пытаясь собраться и понять, что же такое меня преследует? Злой рок? Проклятье? Со вздохом поднявшись, я подошел к раскрытому ноутбуку, и, нацепив на нос очки, принялся перечитывать замусоленную до дыр книгу, побывавшую в корректировке раз десять, если не больше. Решив, что ошибки познаются в сравнении, я щелкнул на ярлычок документа с прошлой частью книги, и принялся перечитывать то одно, то другое, приготовившись отмечать в уме то, что я упустил из виду в очередной раз. Не обнаружив ничего такого, я плюнул и со злостью закрыл файлы.
Пройдя на кухню, я заварил себе неизвестно какую по счету кружку кофе, устраиваясь на широком подоконнике. За окном ранний вечер – то время, когда только-только зажигаются разноцветные вывески магазинов и кинотеатров, или просто рекламные щиты с подсветкой, то время, когда на кривых, извилистых улицах начинается час-пик. Легковушки выстраиваются в разномастную цепочку, похожую на змею, протянувшуюся на километры, и скорость движения опускается на отметку 3 мили/час – а вообще, максимальная скорость, позволенная здесь, на Ломбард-стрит, не превышает восьми миль в час. С ума сойти, да? Проще добраться до нужного места пешком, чем торчать в пробке по три-четыре часа, если это час-пик, как сейчас, или ехать со скоростью черепахи, неистово вращая руль, и молясь, как бы не врезаться в поворот или того хуже – «поцеловать» какую-нибудь «Хонду» в зад. Джейн так и попалась, не справившись с управлением. Мало того, что мой «Форд» угрохала, так и за чужую «Тойоту» пришлось платить, а я же ей говорил, что не надо экспериментировать.
Бррр! Тряхнув головой, я выкинул все навеянные мысли, и стал гипнотизировать уже чуть теплую кружку с кофе, рассчитывая увидеть там что-нибудь хорошее, но там отражалась только мое помятое и небритое лицо, которое я лицом-то назвать не могу. Рожа, не более.
- Мда, - уж очень многозначительно, не правда ли?
Усмехнувшись собственным мыслям, я постучал пальцами по фарфору, и поставил кофе рядом с собой, на подоконник. Потянувшись и размяв кости, я зевнул так широко, что челюсть неприятно хрустнула.
- Итить.
Однако два дня без сна давали о себе знать, потому что уставшие, покрасневшие от долгой работы с компьютером глаза начали слипаться, и мне пришлось оторвать свою задницу от нагретого местечка и отправиться дрыхнуть.
Что-что? Почему я так быстро смирился с неудачей? Боже милостивый, если бы я бесился по всякому такому поводу, то давно бы уже стал невротиком и закатывал истерики по любому поводу и без него, да и тем более я привык. У меня осталась на примете еще парочка редакций, которые могут опубликовать мой «шедевр».
Ночь прошла не так спокойно, как я ожидал, а все потому, что это гребанные соседи затеяли какую-то вечеринку, врубив музыку так, что даже в домах напротив стал зажигаться свет. Интересно, а эти ублюдки хоть знают, что после 23.00 нельзя нарушать покой своих соседей, или нет?! Завтра же с утра доложу на них копам, и пусть разгребаются. Я из-за них полночи проворочался без сна, выкурил последнюю пачку сигарет, стоя на балконе и глядя на мигающую вывеску паба, который недавно открылся на месте булочной. И кому не понравилась свежая выпечка миссис Паркер? Всегда столько народу было, столько желающих попробовать ее знаменитые пирожки с курагой, и тут на тебе - паб. Впрочем, это не так важно.
Я надеялся проспать дня полтора, не меньше, но все мои надежды уничтожил один единственный телефонный звонок. Я, сонный и недовольный, нашарил телефон на тумбочке и оторвал физиономию от подушки, нажимая на кнопку «ответить».
- Какого хера? – осипший за ночь голос прозвучал грозно.
- Рей… Рей… Приезжай немедленно… - тихий всхлип.
- Мама? Что случилось? – сон как рукой сняло. Я вскочил с кровати как ошпаренный.
- Джон… он… твой отец умер…
Я замер, стоя с телефоном посреди комнаты, последние два удара сердце пропустило, а к горлу подкатил ком. Что? Когда? Как? Не может быть! Его же обещали выписать через две недели! Нет-нет-нет-нет, отец не мог…это какая-то ошибка! Руки затряслись, внутри все похолодело. Швырнув телефон на кровать, я принялся судорожно искать одежду, разбросанную по дому. Наспех собравшись, я помчался в больницу, чуть не забыв запереть квартиру.
Влетев в здание, я распугал весь персонал, рыкнул на медсестру, которая пыталась меня остановить, вскочил на лестницу и побежал в палату к отцу. Руки сжимались в кулаки сами собой от переполнявшей меня злости, которая пришла на смену страху так быстро, что я не успел заметить. Распахнув двери, я увидел плачущую у больничной койки мать, подавленную младшую сестру с бой-френдом и врача, записывающего что-то в свои бесконечные листочки. Ярость накрыла меня с головой, и я набросился на него, тряся за грудки.
- Какого хера?! Его должны были скоро выписать! Какого хера вы ничего не сделали?! – рычал я, осознавая, что по щекам текут горячие слезы.
- Мистер Пенбер, успокойтесь, - лжесочувственно произнес врач, положив свою руку поверх моей ладони.
- Да не хочу я успокаиваться! Вы что, такие бездарные, что человека спасти не можете! Вы же говорили, что он поправится! – я кричал, надрывался, захлебываясь слезами и всхлипами, то и дело крепче сжимая ткань белого накрахмаленного халата.
- Мы не могли предвидеть, тромб порвался неожиданно… - мистер Кингсли стал поглаживать меня по голове, пока я бессильно не свесил руки. – Мне очень жаль.
Мама, такая растрепанная, заплаканная и беспомощная, стояла и смотрела как я, ее сын, ревел, как маленький ребенок. А сестра спрятала лицо на груди у Джейка, не желая показывать своих слез. Я же… он же… он же улыбался мне в прошлый раз, когда я навещал его, крепко жал мне руку, черт возьми! А теперь… его нет. Нет, и все из-за этого тромба!
- Старый хрен… - я знал, что о покойниках нельзя говорить плохо, но мне хотелось, - ты же обещал дожить до выхода моей последней книги. Обещал!
Осев на холодный пол, я уставился на белоснежные простыни, которыми были накрыто тело отца, меня выворачивало наизнанку, когда я представлял, что там, за этой белой преградой посиневшее лицо Джона Пенбера, совсем недавно смеявшегося над очередной глупой шуткой будущего зятя, со щетиной черных, как смоль, усов, с добрыми блестящими зелеными глазами. Чертова черная полоса, ну почему мой отец?!
Глава 2.
Как же я ненавижу понедельники, особенно если они начинаются с ужасной головной боли, тошноты и сухости во рту. Похмелье – охренительно-неприятная вещь, особенно если не можешь вспомнить, где лежат таблетки, и сколько ты вчера выпил. Пытаясь не стукаться об многочисленные косяки, я поплелся в ванную, но когда увидел себя в зеркале, то захотелось снова забраться под одеяло. Волосы, торчащие в разные стороны, как солома, ой, а рожа-то как у сорокалетнего мужика, под глазами синяки, колючая стена щетины, которая грозила скоро превратиться бороду, если ее не сбрить немедленно. Зажмурившись от яркого света, отражавшегося от зеркала, я неохотно включил холодную воду и подставил под нее голову, желая взбодриться. Холодные струи стекали по волосам, по шее, по спине и груди, делая майку влажной, заставляя ее прилипать к телу.
— Брр! – как следует тряхнув головой, я закрутил кран, потянувшись за полотенцем. Чтобы не происходило в моей жизни, мне нельзя давать себе слабину.
Похороны прошли на городском кладбище, пришли все члены нашей семьи, даже тетушка Молли приехала из Вашингтона (не города, а штата. Она живет в Сиэтле со своей семьей), отца положили рядом с его матерью, как он и хотел. На похоронах всегда должен идти дождь, ведь так? А нет, на этих похоронах было как назло солнечно и тепло, весело щебетали птички, пока я и Джейк несли гроб к могиле. Я потратился и заказал надгробие с надписью: «Здесь похоронен замечательный человек, муж и отец. Пусть на Небе ему будет спокойно». Мама плакала, вытирая слезы платком, плакала всю похоронную процессию, прижимая к груди Джейн. Мне было больно видеть ее слезы, видеть ее опухшие и покрасневшие глаза, было больно просто стоять здесь, чувствуя тяжесть дубового черного гроба, как доказательство того, что все это отнюдь не страшный сон, слушать монотонную речь священника, слушать эти слова сочувствия, которые полосовали сердце еще больше. Я рьяно хотел сбежать, сбежать к себе, в квартиру, забиться под одеяло и пролежать там до конца жизни, но я не мог, я должен был вытерпеть это, иначе отец бы меня не простил. Все обвинения канули в лету, ведь это глупо – обвинять кого-то в том, что все произошло. Мама всегда говорила, что Небесам виднее, когда и кого забрать к себе, но все равно было горько, было больно, было тяжело…
Приведя себя в относительный порядок, я выкинул в мусорную корзину пустой баллон из-под пены для бритья, такую же пустую бутылку джина, которую я нашел под кроватью, пришел на кухню, и, увидев, какой там царил кавардак, принялся за уборку. Горе-горем, а жить в свинарнике нельзя. Домыв посуду и стряхнув пепел с сигареты в банку из-под пива, я сел за стол, где тихо шуршал включенный ноутбук. Я опять вернулся к тому, с чего начал. В книге было что-то не то, чего-то как будто не хватало, и я остро чувствовал это, но не мог понять, чего именно не хватает. Я хотел уже приняться за еще одну корректировку, как желудок требовательно заурчал. А в холодильнике мышь повесилась уже который день, ведь всю неделю я заказывал пиццу на дом.
— Надо бы выйти проветриться, заодно и в супермаркет загляну, — сказал я сам себе, туша сигарету об ту же банку, и стал искать одежду. Из шкафа на меня вывалился непонятный ком одежды, который мне, естественно, пришлось разгребать, чтобы найти хоть что-нибудь чистое. Я зарекся завести корзину для грязного белья и купить наконец-таки вешалки. Обшарив всю одежду, точнее все карманы, я обнаружил потерянную давно сережку, пару долларов, старый носок, который почему-то был в заднем кармане джинсов. (Это я, с какой девкой кувыркался, что носок засунул туда в порыве страсти?) Разобрав свой бардак и одевшись более-менее приличное для похода в магазин, я набросал примерный список того, что мне нужно приобрести и принялся искать кошелек. И нашел я его, не поверите, в стиральной машине. Это ж как я вчера раздевался? Зарекся не пить что-то более крепкое, чем вино.
Чтобы добраться до приличного супермаркета, нужно пройти немалое расстояние от моего дома вверх по склону, но уж лучше пешком, чем на машине, потому что время – деньги. Гул, стоящий на улице в 11 утра, был вполне терпимым для моей хмельной головы, так что я, хлопнув дверью подъезда, пошел в сторону пункта назначения. Было солнечно и тепло (жары в Сан-Франциско почти не бывает), легкий ветерок, принесенный с океана в малых количествах, раскачивал провода линии электропередач. Несколько машин пытались установить рекорд по скоростной езде на наших дорогах, за что одна из них и поплатилась, не вписавшись в поворот и застопорив и без того медленное движение. Из своей машины к пострадавшему тут же выскочил коп-афроамереканец и поспешил разбираться, что к чему, так как все проворонил, пожирая в салоне авто последний пончик.
Свернув за угол, я дошел-таки до небольшого желтого здания, около которого стояла парочка мотоциклов и одна старенькая «Тойота» неизвестно какого года выпуска. Стеклянные двери распахнулись, когда я подошел. Из супермаркета веяло прохладой – кондиционеры там включали нещадно. Взяв тележку, я шел мимо стеллажей со всякой всячиной – недаром же он универсальный, этот маркет – и брал с полки то одно, то другое. Недалеко от меня на какого-то мальчугана свалилась упаковка туалетной бумаги, и охранник бросился поднимать товар. Где непутевая мамаша этого ребенка? Подойдя к мальчику, я погладил его по голове, чтобы плакать перестал (четыре рулона «Zeva+», упавшие на голову — это больно), а он посмотрел на меня, как на Санта-Клауса.
— Где твоя мама? – в ответ лишь пожимание плечами. – А кто тогда с тобой?
Малыш уже хотел ответить, но сзади раздалось насмешливое замечание:
— А приставать к чужим детям с расспросами – это нехорошо, Рей.
Обернувшись на голос, я увидел там своего старого знакомого, Питера МакЛагена. Это рослый, широкоплечий, состоявшийся мужчина, не только по возрасту, но и по кое-каким другим признакам, загорелый, с черной копной волос, зачесанной назад и завязанной в хвост, с глазами цвета чистого летнего неба. Он был весьма популярен в университете (уж я-то знаю, ведь мы учились вместе), но после выпуска нас раскидало по разные стороны баррикад – я ушел в писатели, а он стал помогать своему отцу с его магазинчиком в Рашен-Хилл.
— Буд…
— Папа! – мальчишка кинулся к нему, перебив меня своим радостным возгласом.
— Нихера – выругался я, уставившись на эту умилительно-шокирующую для меня картину. Никогда б не подумал, что встречу здесь друга с университета, да еще и с сыном! О да, сильно я отстал от жизни.
— Ай-яй-яй, — Пит покачал головой, — нельзя так выражаться при детях.
— Да иди ты! Папаша новоявленный! – раскричался я, совершенно забыв, что нахожусь в магазине. – Нельзя же так неожиданно появляться с ребенком! Когда ты успел обзавестись семейством?
Мальчишка был таким же голубоглазым брюнетом, как и его отец, он откровенно разглядывал меня своими большими глазами, но прятался за широкой спиной Питера, высовываясь из-за нее и цепляясь ручонками за его одежду. Смотря на него, мне хотелось улыбнуться, потому что, судя по всему, таким же в детстве был и мой старый друг. Думаю, что мистер и миссис МакЛаген были очень рады появлению внука. Что-то внутри больно кольнуло. Семья, да?
— Пенбер, ты собираешься устраивать мне допрос прямо здесь, в магазине? – усмехнулся Пит и взял на руки своего сынишку, щелкнув его по носу. – Представься дяде.
Дяде?! Зашибись, приехали. Никогда бы не подумал, что этот придурок будет так сюсюкаться.
— Крис, — МакЛаген-младший широко улыбнулся.
Питер довез меня до дома (та подержанная «Тойота» была его собственностью) и обещал, что как только завезет сына к своим родителям, так приедет ко мне и все расскажет. Когда входная дверь хлопнула, оповещая меня, что друг ушел, я стал выкладывать покупки на стол. Мышь из холодильника чудом ожила и убежала, как только я забил его до отказа (не люблю ходить по магазинам, поэтому и закупаюсь на недели две-три). Корзину для грязного белья сразу же распаковал и поставил в угол, рядом со стиральной машиной, приличная упаковка сигарет «полетела» в тумбочку (там я также обнаружил три или четыре презерватива. На что я рассчитывал?) вместе с антипохмелином, а разномастные вешалки – в шкаф. Пока я раскладывал все в ванной, то услышал, как бешено вибрирует мой сотовый на столе, горланя своим динамиком «Memories». Подхватив телефон в полете со стола, я нажал на кнопку «ответить» и поднес его к уху.
— Алло? – в ответ тишина. – Эй, если ты звонишь, чтобы поприкалываться, то ничего не выйдет, – знаю я таких ублюдков, которым нечего делать.
В трубке раздался какой-то скрежет, как будто бы об мембрану телефона терли обертку от конфеты. Конфету? Так вот кто балуется!
— Боб, прекрати немедленно! И позови к телефону свою бабушку, живо! – в ответ лишь заливистый смех и топот ног, кажется, по паркету.
Боб – это внук тетушки Молли, сестры моего отца, непоседливый проказник, который в свои пять лет успел ободрать хвосты всем кошкам в округе.
— Да-да, иду-иду! – на том конце раздался немного писклявый голос тети. – Рей, дорогой, это ты? Ах, прости-прости, Боб такой шалун!
— Здравствуйте, — она всегда заставляла меня улыбаться, потому что такая нескладная и подвижная не по годам женщина в детстве радовала всех нас своим приездом, учитывая то, что она привозила всякие сладости и другие вкусности. Вот и сейчас я улыбался, как идиот, слушая ее щебетание.
— Мы не виделись с…с того самого момента, — голос приобрел нотки горечи, но сразу же преобразился. – Я узнала, что твою книгу никто не соглашается публиковать. Знаешь, у нас тут есть знакомые, которые смогут выпустить ее.
— Это же здорово! – просиял я, думая, что, наконец, все приходит в норму.
— Правда, есть одно «но». Ты должен явиться в редакцию сам и отдать им файл, понимаешь?
— Да без проблем! Спасибо вам, тетушка! – я готов был прыгать от радости, как мальчишка, поймавший голубя, готов был мчаться туда, в Сиэтл, штат Вашингтон, и расцеловать Молли и всех вокруг.
— Не за что, дорогой. Записывай адрес.
Я начал судорожные поиски карандаша, ручки или любого другого пишущего предмета и листика бумаги, пусть даже и туалетной. В итоге, когда адрес был записан, я еще раз поблагодарил тетушку Молли за помощь и положил трубку. Радости полные, извините, штаны!
Питер явился ближе к четырем часам, принеся с собой два пакета, как оказалось, с выпивкой и пиццей. Поставив оные около тумбочки, он деловито осмотрелся, встав в позу «руки-в-боки». Я, не намереваясь сегодня пить даже пиво, решил, что заберу свою законную половину (деньги отдам потом) и поставлю в холодильник. Пнув ногой тапочки в сторону Пита, я забрал пакеты и унес на кухню.
— У тебя настоящая квартира заядлого холостяка! – донеслось из коридора вместе с шарканьем по линолеуму, и вскоре МакЛаген уже стоял за моей спиной. – О, знаменитый салат из помидор и пепла!
— Придурок, — я вынул сигарету изо рта и потушил ее о банку, а посудину с салатом поставил на стол, отодвинув ноутбук в сторону, очки нацепил на нос. Действительно, в общаге у меня нередко получался салат с пеплом от сигарет, не успевал я стряхивать его вовремя, а жрать охота было!
Питер стал распаковывать содержимое пакетов, выставляя все на стол. Компьютер пришлось убрать на пол, подальше от наших ног, потому что мало ли что, а вещица-то дорогая. Я принес из спальни табуретку и отдал ее Питу (да, я вредный, все хорошее — себе).
— Ну, рассказывай, как так получилось, что ты в твои-то годы и уже папаша? – спросил я, ковыряясь вилкой в пиале.
— Помнишь Кэтти Миллер со второго курса? – я кивнул, но следом же поперхнулся. – Не удивляйся так, хоть она меня и отшила, но я ее добился, — с гордостью произнес друг, открывая бутылку темного.
О да, я помню Кэтти. Вся такая из себя фифа, пышногрудая и на редкость мозговитая, в отличие от всех других университетских дур, которые слали популярным парням «голубков», как школьницы. Эта девчонка была мечтой многих наших сокурсников-придурков. Да, блондинка, да, довольно-таки красивая, но характер просто невыносимый. Не представляю, как Пит с ней уживается.
— И ты живой до сих пор? – усмехнулся я и отправил в рот помидор, предварительно сдув с него пепел.
— Она просто очаровательная, не наговаривай! – возмущенный МакЛаген представлял умопомрачительное зрелище. Я понял, он влюбился в нее поуши, как мальчишка.
— И давно вы с ней женаты?
— Три года, – я снова поперхнулся.
— Да ты прямо экстримал, — не ну надо же, повременили бы с ребенком-то.
— Рей!
— Молчу-молчу, — и все равно кретин. – А твои родители как, не против были?
— Ну, сначала отец возмущался, но потом, когда Кэтти покорила их своей добротой, перестал ворчать и одобрил наш брак, — Питер глотнул из горла и громко стукнул сосудом по деревянной поверхности. – А как твоя семья? Отец твой, небось, уже тоже внуков нянчит?
Отец. Вилка выпала из расслабленной руки, грохаясь сначала на стол, а потом на пол. К горлу подкатила тошнота, а глаза защипало. Слишком мало времени прошло, я не привык еще… Нет, не реветь, спокойно… Вдох-выдох, глубже, вдох-выдох… Я стиснул зубы и закрыл глаза, роняя голову на руки.
— Эй, ты чего это? – обеспокоено спросил Пит, теребя меня за плечо, но я лишь повел им, жестом говоря «убери руку».
Вдох-выдох… набраться смелости открыть рот и хотя бы прохрипеть что-нибудь в ответ.
— Мой отец…умер неделю назад…
Давящая тишина, пропитанная горечью и сочувствием. Что может быть омерзительней? Это не бальзам, это соль на вновь вскрывшуюся, гноящуюся рану, это подбадривающее и извиняющееся похлопывание по плечу раздражает.
— Прости, я не знал… расскажи мне все, — почти умоляюще и так тихо, что я перестал трястись и глубоко вздохнул. И я рассказал, рассказал все, что произошло, все, что было на душе, как мне тяжело. Слова лились бесконечным потоком, но я знал, что Пит никогда не перебьет меня, будет внимательно слушать, он, как личный дневник, который никто не найдет, ему можно доверить все секреты и быть уверенным, что их никто не прочтет, пока ты сам этого не захочешь. Наверное, считать друга дневником – это глупо, но разве выслушивать – не одна из его обязанностей?..
— А я знаю, почему твои книги непопулярны, — заявил мне МакЛаген, когда подобрался к ноутбуку
— И почему же? – я недовольно вскинул бровь и перекатил сигарету из одного уголка губ в другой.
— Во-первых, у тебя нет рекламы, что очень важно, ведь всякое популярное произведение должно раскрутиться, а во-вторых – у тебя нет своего блога и людям совершенно непонятно когда будет новая часть, читатели не могут оставить отзыв, пообщаться с тобой, — многозначительно подняв палец вверх, ответил он, с таким видом, что захотелось запечатлеть это выражение лица на фотографии и долго угарать.
— Надо же, нашелся умник.
— Да блин послушай, я дело говорю!
— Ладно-ладно, только я блоги создавать не умею, не ржи, у меня с программированием совсем не лады, придурок! – я бросил в него мокрым кухонным полотенцем, на что он еще громче заржал. Скакун арабский, мать его. Я похлопал Пита по спине, чтоб перестал кашлять от смеха, он еще раз хрюкнул и заговорил осипшим голосом:
— Я все сделаю, к следующему понедельнику будет готово.
Глава 3.
Жарко, как в печке, душно, как перед дождем, чертовски приятно от непонятной волны чувств, прокатившейся по телу от паха до… стоп, от паха?!
Реальность накатывает слишком быстро, свет режет глаза, привыкшие к полутьме, становится слишком жарко, и я откидываю простыню, поворачиваясь на спину. Минуты три смотрю в белый потолок, разглядывая там что-то, потом в голову начинают лезть картины из прерванного сна… О черт, отлично! С каких пор мне стали сниться эротические сны? И как давно у меня не было секса, мм? Два этих вопроса тесно взаимосвязаны, иначе никак бы не было этой дурацкой ноющей пульсации. Со стоном встаю с кровати и иду в ванную, стягивая на ходу майку и трусы, бросаю одежду на пол. Плевать, потом подберу и суну в машинку. Сейчас только одно. Включаю свет и холодную воду в душе, постепенно разбавляя ее горячей, пока, наконец, ладонь не чувствует нужную температуру. Забираюсь в кабинку, закрывая стеклянную дверь, вскоре ее покрывает пар, как и белоснежную плитку. Вода струйками стекает по волосам, плечам, спине, торсу, оставляя за собой приятное щекочущее ощущение. Прикрыв глаза, тянусь к неудовлетворенной плоти, силясь вспомнить сон до мельчайших подробностей. Ненавижу такие моменты, особенно потому, что они бывают довольно редко, и забываешь, когда в последний раз вот так скрывался в душе, в комнате или где-нибудь еще, чтобы «разрядиться». Повернувшись лицом к стене, я уткнулся лбом в прохладную плитку.
Кто бы сейчас зашел, увидел бы мою спину, но все внимание стопроцентно приковала бы к себе татуировка на правой лопатке. Королевская кобра, удобно устроившаяся на мне, и шипящая на всех. Сделал еще в старшей школе и не жалею об этом. Джейн как увидела, сразу же спалила меня родителям и стала клянчить разрешение сделать себе что-то похожее. Помню, что за такое отец лишил ее карманных денег на неделю, а мне сделал выговор, строгий выговор.
Я вздохнул с облегчением, когда вода смыла все, поймав ртом капли, проглотил их. Сухость во рту исчезла. Наклонив голову, я заметил, что надо бы подстричься, а то волосы уже достают до плеч. Запах шампуня с яблоком напоминал о детстве, когда мама купала нас с Джейн в одной ванне. Сестра этого не помнила, но мне ритуал этих купаний впечатался в память. Вода горячая, но не настолько, чтобы обжечь нежную детскую кожу, много пены, мягкая мочалка и запах яблока кругом, а еще громкий смех сестры, весело бьющей ручками по воде, взбивая пену еще больше. Как-то слишком много воспоминаний на сегодня, не находите?
Обвернувшись полотенцем, я вышел из ванной, и тут же по телу пробежала стая мурашек. Прохладно. Правильно, вода-то горячая была. Подняв с пола одежду, кинул ее в машинку вместе с постельным бельем. Вообще-то, большая стирка у меня в субботу, но я ее удачно проспал после бессонной ночи, а потом было просто лень.
Чтобы добраться до Сиэтла штат Вашингтон нужно купить билет на самолет, а это немалые деньги, но мне сказали передать файл с книгой лично, так что ничего не попишешь. Билет я приобрел еще вчера, так что сегодня вечером вылетаю, к утру буду на месте. Тетушка Молли обещала встретить меня в аэропорту – номер рейса я ей уже сообщил. Надо собираться. Настырная тетушка уговорила меня погостить у них немного, хотя, знаю я ее «немного», как задержит на месяц, так все. Но я твердо решил остаться всего на три дня, посмотрю достопримечательности, похожу по городу и все такое. Устрою себе небольшую познавательную экскурсию, так сказать. Обязательно куплю что-нибудь маме и сестре, да, обязательно. Придется еще немного потратиться, благо счет в банке пока что мне это позволял.
Аккуратно сложенная небольшая стопка одежды отправилась в большой вместительный рюкзак, там же уместился фотоаппарат, который подарил мне дядя Фред, хороший такой, качественный – это я про фотик, друзья. Не забыть бы ничего, тьфу-тьфу-тьфу. А то как в позапрошлом году получится. Собрался, значит, в Бэд-Акс, штат Мичиган, и забыл документы. Вспомнил о них только когда началась регистрация. Ох, как я ненавижу суету, которая сопровождает поездки в другие города!
В пятый раз взглянув на часы и проверив время полета, вспомнив, все ли я взял или опять что-то оставил, хлопнув дверью своей квартиры, вышел на улицу. Я поежился, когда под джинсовую куртку и футболку пробрался прохладный ветерок. Захотелось скорей добраться до теплого салона такси, доехать до этого чертова аэропорта, первым пройти эту чертову регистрацию, чтоб не стоять в очереди чертовы три часа. Кстати, вот и свободное такси.
— Куда вам, мистер? – буркнул толстый усатый шофер.
— Аэропорт Сан-Франциско, — в тон ответил я и сел в машину.
В салоне было страшно душно, воняло каким-то просроченным одеколоном и горячей кожей, которой были обиты сиденья. Надо же было так угробить Ниссан. Доехали мы довольно быстро, быстрей, чем я ожидал. Значит, у меня больше шансов быть пятым-шестым в очереди на регистрацию. Чуть не оставив шофера без наличных, я пошел в здание аэропорта. Дорогу я уже знал наизусть, хотя и был-то тут раза три всего. Сразу завидев небольшую очередь в три человека, я злорадно усмехнулся. До начала полета еще три с половиной часа!
Из самолета я вышел злой, как черт. Что случилось? Да так, просто мой багаж чуть не отправили другим рейсом, стюардесса пролила на меня чай, который был горячим до такой степени, что кожа стала ярко-красного цвета, какой-то придурок сзади очень громко храпел, заглушая даже рев турбин. Я не мог ни нормально выспаться, ни даже пожрать спокойно, был весь на нервах, ожидая, что как прилечу, обязательно обнаружится что-нибудь еще. Ух, держите меня вдесятером!
Получив назад свой рюкзак, – в салон его брать было нельзя, ибо превышалась допустимая весовая норма – я направился в сторону зала ожидания, откуда уже выглядывал дядя Фред собственной пузатой персоной. Он ничуть не изменился с нашей последней встречи (а была она очень давно). Все так же щурил свои плохо видящие глаза, отказываясь носить очки, так же широко улыбался, что от одного взгляда сводило челюсть, он был одет в свою любимую клетчатую рубашку, в старые, потертые джинсы и кеды, на голове его царил бардак: огненно-рыжие волосы крайне непослушны и отказывались приглаживаться под напором расчесок и других парикмахерских приспособлений. Впрочем, дядя уже давно оставил попытки овладеть своими волосами. Он резво шел ко мне, немного прихрамывая, сзади держался Эрик – старший и единственный сын в семье Уилсонов, который все никак не мог оторваться от родительского гнездышка, а рядом уже вертелась, как квочка, тетушка Молли. Наблюдать все это было чертовски приятно. Дядя Фред, пожав руку, рванул меня в свои медвежьи объятия, стиснув так, что у меня затрещали ребра. Эрик держался сдержаннее, холодно и с явной неохотой поприветствовал меня. Он что, все еще обижается за мою детскую выходку? Ну и дурак злопамятный. Когда тетя велела ему взять у меня «тяжелый» багаж, он раздраженно фыркнул, но подчинился под суровым взглядом дяди, который, видимо, говорил, мол, коли живешь у нас, бездельник, помогай.
У них был красивый большой дом, который дядя по счастливой случайности купил за бесценок, а потом своими руками сделал из него конфетку, продающуюся сейчас за громадные бабки. Двухэтажный, бело-синий, отличающийся от других домов в округе, он был вместительным и комфортным. В детстве, когда еще Эрик не был на меня в обиде, я проводил здесь две-три недели летних каникул, гонялся за толстым рыжим котом Диком, бродил по округе, играя с соседскими мальчишками в разные игры, пакостил своей кузене Лили, отбирая куклы и прочее-прочее. Да, веселое было время.
Вот и сейчас, приехав сюда, я вспомнил былые годы. Говорю, как семидесятилетний старик, да? Никто меня даже в комнату провожать не стал, ведь я отлично помнил, что она находится на втором этаже в конце коридора. Ее окна выходят на задний дворик, обставленный садовыми фигурками, вычурно стрижеными кустами, клумбами цветов, кажется, пионов. Положив на кровать свой рюкзак, я отдернул шторы и открыл окно. Кинув критический взгляд на состояние небольшого садика, я улыбнулся. Все по-старому. Только вот… глаза нашли зеленоватый шланг, свернувшийся змеей около кустика, чьи ветви и листья образовывали идеальный шар. Рядом лежала кепка, перчатки и секатор, а еще майка. Явно не дяди Фреда. Может, Эрик до этого ухаживал за садиком? Надо бы спросить. Открыв дверь, я обнаружил, что он резво спускается вниз по лестнице на кухню, где слышны голоса. Я проследовал за ним.
— Как хорошо, что мы смогли оставить дом и Боба на тебя. Лили обещала забрать его тогда, когда мы поехали встречать Рея. Ты нас выручил! – кого это тетушка так рьяно хвалит?
Я вышел из-за угла гостиной и увидел человека, стоящего ко мне спиной и окруженного семейством Уилсонов. На плече у него весело махровое серого цвета полотенце, одет был в джинсовые штаны на подтяжках, лямки которых были плохо затянуты и все время сползали, открывая незагорелые участки кожи. Со спины было видно – бывший спортсмен, скорей всего баскетболист или волейболист, потому что был выше меня и обладал весьма крепким телосложением. Вещи на заднем дворике его. Он – садовник, скорей всего постоянный и частный.
— Рей! – воскликнула тетя Молли так, что летучие мыши бы позавидовали ее ультразвуку. – Познакомься-познакомься, милый!
Незнакомец повернулся ко мне лицом.
— Это…
— Грегори Вуд, — выдохнул я, сразу узнав друга детства. Он улыбнулся мне ослепительной улыбкой. Девушка из рекламы жевательной резинки нервно курит в сторонке.
Грегори Вуд на два года меня старше, он любил таскать нас с Эриком за собой, мы обосновывались в домике на дереве во дворе его дома, таскали туда всякую еду, сидели с раннего утра до позднего вечера, играли в войнушку, иногда мы упрашивали его почитать нам и все такое. А потом я перестал приезжать, потому что учеба стала затягивать все сильней. Времени на детские игры просто не было, старшая школа ведь.
— Прошло одиннадцать лет с тех пор, когда я тебя последний раз видел, Грег, — усмехнулся я. – А ты все еще такой же, только выше стал.
Рикки чуть слышно фыркнул, Вуд улыбнулся еще раз:
— Не думал, что ты меня вообще вспомнишь.
— Ах, мальчики! Грегори, останься с нами на обед! – захлопотала тетя и хлопнула дядю Фреда по спине.
— А да, оставайся! – немного с опозданием подтвердил он и улыбнулся.
Эрик кинул на Грегори взгляд своих зелено-желтых глаз, видимо, говорящий: «Не оставляй меня с этим придурком», потому что один раз они переместились на меня. Я вскинул брови от такой наглости, посмотрел на Вуда.
— Хорошо, уговорили.
Пока тетушка готовила что-то на кухне, мы втроем сидели в гостиной. Я разговаривал с Грегори, а Рикки только недовольно сидел и старался не смотреть на нас, делая вид что изучает потолок.
— И когда ты умудрился бросить свой любимый баскетбол? – спросил я, убирая непослушные длинные волосы за ухо.
— Лучше бы ты об этом не спрашивал, Рей, — ядовито заметил Эрик, который все-таки же слушал наш разговор. – Грег сломал ногу и не смог больше играть, долго лежал в больнице и лечился.
Вуд только грустно улыбнулся и кивнул. Я пожалел, что спросил об этом. Повисла неловкая минутная тишина.
— А ты заделался в писатели, да? – решил замять паузу он, поправляя опять сползшую лямку подтяжки.
— И ничего-то он больше не нашел, кроме как о розовых соплях писать, — опять съехидничал кузен, сверкнув своими глазами.
— У меня хоть какой-то заработок есть, а ты, иждивенец, заткнулся бы и не мешал, — ощетинился я, сжимая руки в кулаки. Врезать бы по наглой роже и стереть эту ухмылочку.
— Между прочим, очень трогательные книги, — с умным видом прервал нас Грегори, остужая мой пыл своим неожиданным комплиментом, который тут же вывел меня из строя.
— Читал? – недоверчиво спросил я, щуря глаза.
— Ага, — широкая улыбка в ответ.
— А я-то думал моя читательская аудитория состоит из представительниц женского пола, — смущенно пробормотал я, но почувствовал, что на душе стало теплей.
— Да нет, не только. Я видел как в магазине у твоих книг толпилась кучка парней, а потом взяла и купила весь цикл, — пожал плечами Вуд. Я смутился еще больше.
Эрик снова раздраженно фыркнул, напрашивалось впечатление, что он вырос в конюшне и научился фыркать от лошади. Я вообще не понимаю, что он на меня так взъелся. Его «подружка» — Айлин Хард, редкостная вертихвостка в свои четырнадцать, да и сейчас такая же, наверное, решила подобраться ко мне с помощью Рикки, который ни о чем не подозревал, краснел и заикался, когда разговаривал с Айлин. Я хотел открыть ему на это глаза, заключив детское пари: если Айлин перебежит от него ко мне, когда я свисну, то он проиграл, и наоборот, соответственно. Ну, я же говорил, что она перебежит, то так и сделалось! А этот жеребчик на меня обиделся. И обижается до сих пор! Я же как лучше хотел.
— А ну-ка все за стол! – раздался с кухни голос тетушки Молли.
В воздухе витал аромат чего-то вкусного, а я был чертовски голоден.
Глава 4.
Проснулся я еще засветло и, если верить часам, то в пятнадцать минут первого ночи. Завалился спать-то я часа в два после полудня, выспался, а что теперь делать ни гугу. Потянувшись, я достал ногами до спинки кровати, потер глаза и встал, включив настольную лампу. Широко зевнув, так широко, что снова хрустнула челюсть, я пошарил в карманах рюкзака, извлекая пачку сигарет. Зачем я их привез? Ну, все свое ношу с собой, как говорится. Где тут балкон я прекрасно помнил, поэтому, тихонечко выйдя из комнаты, чтобы не разбудить никого, прошествовал в конец коридора к большой стеклянной двери. Только зашел на балкон, как догадался, что забыл зажигалку.
— Черт, растяпа, — тихо выругался я, рядом кто-то кашлянул. Я аж подпрыгнул на месте, но, оглянувшись, понял, что это Рикки.
— Куришь? – спросил он охрипшим голосом. Видимо, долго молчал. Ну да, идиот, с кем тут еще разговаривать, кроме как с самим собой?
— Как видишь. Зажигалка есть? – тут же в руки прилетел коробок спичек, шурша содержимым. – Спасибо.
Опершись на перила, я жадно втягивал холодный ночной воздух и клубы сигаретного дыма, которые тут же выдыхал. Тишина не была неловкой, скорее даже наоборот, спасительной. Говорить нам с Эриком было не о чем - это факт. А помолчать было о чем, что, кстати, тоже факт. И как-то уплыло из внимания то, что он еще утром пытался меня оскорбить, и оскорбил, и что я его тоже оскорбил, и что он вообще на меня в обиде.
— Эрик?
— Что?
— Почему ты не переедешь от родителей?
— Тебе-то какое дело? – возмущенно, с надлежащим фырканьем, но совсем неискренне.
— Просто интересно.
— Засунь себе свое «интересно» в…
— Все, я понял, не кипятись. А на кого ты учился? – стряхнул пепел вниз, на асфальт.
— На художника не учатся, идиот. Им нужно…
— Знаю, им нужно просто стать. Так же как и писателем.
— Не приравнивай меня к себе, Рей.
— Но это же тоже искусство, Эрик.
Снова тишина. На этот раз недолгая.
— Покажешь мне свои картины?
— Угу.
Улыбаюсь, потому что осознаю, что этот недоумок стал оттаивать. Просто так художники никому свои работы не показывают, стесняются, боятся сильной критики, такой почести, как демонстрация холстов, достойны лишь избранные. И я, кажется, вошел в их число.
Мы еще долго стояли на балконе, вглядываясь в ночные улицы жилого района, вдыхая воздух, который принес ветер с моря, долго смотрели в черное небо, на котором кое-где появлялись маленькие тусклые точки-звезды.
Так могло бы длиться до утра, ведь я спать не хотел, а Рикки, кажись, не намеревался, хоть и иногда стоял, позевывал. Краем глаза я заметил, что в соседнем доме горит свет на втором этаже, в спальне, естественно, к тому же, никто не умудрился задернуть шторы, так что развлекающуюся по полной молодую парочку я увидел сразу и быстро отвел взгляд, стараясь не обращать внимания, хоть и назойливые, приглушенные расстоянием охи-вздохи доносились до моих ушей. Кузен заметил мой взгляд и гаденько усмехнулся, но не в мой адрес:
— Да-да, эти молодожены не дают никому покоя, трахаются, как сумасшедшие. Почему еще девка эта не расплодилась, как крольчиха.
Я сглотнул.
— И долго они так?
— С тех пор, как переехали, — Рикки стал словоохотливей. – Они что там, порнуху каждый раз снимают?
Я пожал плечами и передернулся. Холодный воздух беспощадно морозил, заставляя кожу стать гусиной. Захотелось скорей в дом, выпить горячего чаю и почитать какую-нибудь книженцию. Эрик еще раз зевнул и поплелся на выход.
— Стоп, а картины?
— Ночью? Сдурел, ценитель искусства?
— Ну а когда ж еще, кроме как ночью-то? Обещаю, не задержусь долго в твоей опочивальне и не оскверню ее своим присутствием.
— Ой, Рей, не надо только твоего фирменного ехидства.
Вот так мы и пошли к нему в комнату. Заходя туда, я ожидал увидеть все, что угодно, но только не опрятную каморку. На стенах не было ни постеров, ни полотен, были лишь свеженькие обои. В углу, у окна, стоял планшет а на нем красовался незаконченный шедевр. На прикроватной тумбочке лежала палитра с красками, кисточки и банка с мутной водой, там же валялся карандаш и изрядно потрепанный ластик. На кровати небрежно раскинулись журналы, комод с вещами стоял почти у двери, так же как и стол с тихо работающим ноутбуком. На столе обнаружилась кружка недопитого кофе, тарелка с крошками от торта, судя запаху и остаткам арахиса, медового с орехами. Рикки подошел к кровати, встал на четвереньки, шаря под ней рукой. Послышалось шуршание и через несколько секунд на полу лежали картины с пейзажами, натюрмортами, людьми. Меня особенно привлекло изображение ночной улицы одного здешнего развлекательного квартала: все сверкало китайскими фонариками, пестрило огоньками, вывесками. Мазки нанесены немного нечетко, но сделано так было специально, чтобы запечатлеть все в неком движении, это я понял сразу. Все было написано настолько живо, что, казалось, вот-вот зашумит проезжающая машина, закричит какой-то пузатый китаец на свору собак. Следующей картиной был пейзаж заднего дворика. Зеленая, сочная трава, блестевшая на солнце, качели, покрашенные в красный, синий и желтый цвета, зеленый шланг, свернувшийся змейкой и… и Грегори, в кепке, в шлепанцах, без майки, приветливо улыбающийся и машущий рукой.
Рикки предпринял попытку быстро выхватить у меня холст, но тщетно. Я крепко держал, смотря на изображение, настолько любовно выписанное каждым мазком кисти.
— Отдай, — голос зазвенел детской обидой и стыдом.
— Почему ты это ему не покажешь?
— Отдай, сказал! – подчинился беспрепятственно, отчего он удивленно посмотрел на меня.
— Так почему?
— Закрыли тему, Пенбер, — властно сказал он, отворачиваясь, чтоб я не видел его румянца, но поздно.
Со вздохом я начал рассматривать следующие картины. Вот тетушка Молли стоит у плиты, кашеварит что-то в фартуке в горошек, в прихватке-варежке. Ее рыжие волосы волнами рассыпались по плечам, блестя на утреннем солнышке, протягивающего свои лучи из окошка. Следующую картину Эрик изучить мне не дал вообще, просто отобрал и засунул под кровать. Увидев последующую, я подавился слюной. Знаменитая витрина булочной в Италии! Она самая! За стеклом громоздились свежевыпеченные буханки хлеба с золотистыми боками, обсыпанные кунжутом, округлые булочки с разными начинками от кураги до повидла, пончики в глазури, калачи, батоны.
Желудок незамедлительно заурчал, рассмешив Эрика.
— Что ты ржешь? Написал такую вкуснотищу и глумится! – возмущенно фыркнул я, отдавая холст хозяину.
— Да просто ты не первый, кто так реагирует на все эти многокалорийные, между прочим, булки, — гордо вздернув подбородок, ответил кузен.
— Если у тебя такие замечательные картины, то почему ты их не продашь кому-нибудь? Сможешь уехать из родительского дома, купишь квартиру.
— Нет.
— Почему?
— Ты знаешь, отчего приходит вдохновение, Рей? – спокойно спросил он, разглядывая мое лицо.
— Ну… эмоции…
— Правильно. Если я уеду, у меня уже никогда не будет этих самый двигателей вдохновения. То, что заставляет меня творить - здесь, и нигде больше. Здесь – Исток, начало, откуда я все черпаю, здесь есть то, что радует мои глаза, мое сердце, мою душу, понимаешь? Нет? Теперь ясно, почему твои романы так хреново продаются.
— Не начинай издеваться, Рикки, — проворчал я.
— Я и не начинаю. Я говорю тебе правду. Впрочем, ты сам поймешь, когда встретишь настоящий источник своего вдохновения.
Глава 5.
Когда тетушка, встав рано утром и явно намереваясь начать готовить завтрак на всех нас, застала у плиты меня, то еще очень долго причитала и протестовала, мол, не надо, ты же не выспался, а еще и готовишь. Но я-то отлично выспался и хотел сделать хоть что-то, чтобы не жить тут на халяву (это только в детстве, друзья, можно отделаться от совести простым мытьем посуды). Вот что-что, а готовить я наумелся еще в общаге, когда продуктов было минимум, а жрать, простите, надо было, и приходилось соображать что-нибудь. Да и потом жизнь заставила, живешь-то один, гувернантки нет, а большая книга с рецептами на полочке. Учитывая нескромный запас провианта в холодильнике тети, можно было приготовить все: от простой яичницы с беконом до блинчиков с вареньем и гуся с яблоками. Но гуся запекать я еще не пробовал, да и нужды не было, я ограничился солидной порцией блинчиков с начинками. На запах еды потянулись Рикки и дядя Фред с котом, как ни странно. Пока дядя зевал и хлопал себя по животу, Эрик прошел в гостиную и удивился, увидев там тетушку Молли. Конечно же, он ожидал, что его мама сейчас на кухне.
- А кто готовит? – видимо, говорить «доброе утро» кузен был не в силах – мозги с утра плохо соображали, особенно после почти бессонной ночи.
- Рей, - недовольно сказала тетя, завернувшись в клетчатый плед и спрятав ноги в тапочки, чтоб теплее было.
- Ой да надо же, - Рикки, конечно, не упустил момент поиздеваться, - небось, жизнь заставила женскими делишками заниматься.
- Ой да надо же, что я слышу. Если ты не голодный, я с удовольствием скормлю твою порцию коту, - фыркнул я, появившись в дверном проеме и кинув в Эрика скомканный фартук. Вышеупомянутый кот довольно муркнул и облизался.
- Кстати, прошу к столу.
Пока тетушка расхваливала мою, как она сама выразилась, стряпню, Рикки недовольно молчал, но блинчики все же уплетал за обе щеки, как хомяк, и даже не постыдился попросить добавки. Дядя Фред тоже сначала возмущался, что я вставал в такую рань чтобы их накормить, но потом успокоился и чуть ли не вылизал тарелку. Коту перепал упавший блинчик с мясом, который тот съел не отходя от кассы, так сказать.
Эрик, кстати, хоть и разоткровенничался ночью, но виду подавать не стал, гордый слишком, на людях никогда настоящего отношения к чьей-нибудь персоне не покажет. Так что удивляться тому, что он вел себя как ни в чем не бывало не стоило. А обижаться на его издевки тем более.
Сегодня мне предстояли встреча с издательством и небольшая прогулка по окрестностям. А что дома-то сидеть? На улице вполне тепло, но не жарко, небо голубое, пляж открыт… так, нет, об этом не думать. Лучше пройтись по здешним книжным и прочим магазинчикам, а еще можно будет прогуляться в парк Денни. А если так, то фотоаппарат с собой надо взять обязательно. Нет, сначала работа, а потом все остальное.
Итак, я направился в редакцию. Улицы Сиэтла разительно отличались от Ломбард-стрит тем, что были более оживленные и, о да, не такими извилистыми, хотя пробки тоже были, но доехать пусть даже на автобусе, допустим, на 8-ую авеню значительно проще, чем добраться от одного конца Ломбард-стрит до другого. Я привык ходить в большинстве случаев пешком, если, конечно, я не собирался в ближайший городок, а это было редкостью. Так что сейчас я сидел в автобусе и смотрел на мелькающие машины, вывески, людей. Пока мы стояли на светофоре, я заметил, что здание кинотеатра украшает новая афиша умопомрачительного размера, на которой красуется Том Круз. Так же там было написано о премьере фильма с ним в главной роли. Меня передернуло. Терпеть не могу этого мелкого пафосного мужика с кучей комплексов, а вот сестра пускает по нему слюни с самого детства. Вот никакого чувства вкуса, ей богу! То ли дело Джекман. Я комиксами о Росомахе зачитывался, а когда узнал, что наш Голливуд собирается экранизировать их, сначала подумал, кто же возьмется за роль Логана, но когда на экране в темноте увидел Джекмана, то чуть ли не взвизгнул от восторга. Ну что вы хотите, ребенок есть ребенок. Но на картину «Люди Икс» я запал бесповоротно. Даже Джейн пытался подсадить, но неудачно. Она до сих пор обзывает марвеловские комиксы пустышкой, и мы иногда ругались, когда выбирали, какой фильм посмотреть, и спорили до посинения, пока отец не стукал рукой по столу и не ставил что-то нейтральное. Я невольно улыбнулся своим мыслям, но тут обнаружил, что проворонил свою остановку. Пулей подлетев к дверям, которые вот-вот собирались закрыться, я выбежал из автобуса и быстро пошел обратно, ворча сам на себя за невнимательность.
Здание редакции оказалось небольшим, но очень красивым и вместительным. Хотя коридорчики были довольно-таки узкие, там умещались пуфики у дверей, и спокойно могла проехать коляска. Найдя дверь с табличкой «Главный редактор», я постучал и открыл дверь. Кабинет был небольших размеров, выкрашенный в приятный голубой цвет, мебель была сплошь белая, даже стол и кресла, да что там, даже органайзер был белым. Надо же, какой фанатизм. Оглядевшись, я не обнаружил в помещении никого, но, как только я попытался сесть в кресло, дабы подождать, пока не кто-нибудь появится, кто-то громко чихнул. Я подпрыгнул от неожиданности, стал осматриваться и заметил, что дверца одного шкафа открыта и из него пытается выбраться женщина с коробкой в руках. И мне сразу вспомнилась Нарния с волшебным шкафом, ведь дети тоже забрались в него, когда играли в прятки.
- Извините, что предстаю в таком виде… - тишина. - Рей?
Отлично! Дожился! Главный редактор издательства – моя бывшая девушка! Да-да, та самая, что бросила меня. Мейлин Джефферсон.
- Так, нет, все, я ухожу, - я решительно поднялся с места, и направился к двери. Уже когда я ухватился за дверную ручку, Мейлин так же крепко схватила меня за руку, но я вырвался и вышел в коридор. Настырная мисс Джефферсон выскочила за мной.
- Реймент Джонатан Пенбер, а ну стоять! – теперь она пытается спародировать мою мать.
Превосходно, благодаря ней на нас теперь смотрит пол коридора!
- Я не буду печататься у того, кто бросил меня в самый тяжелый момент, - зло прошипел я и собирался уйти, но Мейлин крепко держала мою руку.
Нет, если я останусь, это будет такой позор. Я найду другое издательство и… Нет, это невежливо, тетя же так старалась. Стоп, откуда тетя знает Мейлин? А да, они же были на Рождество, и я их знакомил с ней. Таааак, теперь я, кажется, начинаю все понимать. Мейлин приехала сюда, чтобы найти работу, видимо, то предприятие все-таки обанкротилось, тетушка Молли ее встретила, и та рассказала ей все. Ух, добрая тетушкина душа! Она решила нас помирить. Не дождется.
- Рей, подожди, - пробует на мне свои грустные щенячьи глазки? – Сейчас не время для того, чтобы отказываться от помощи из-за прошлых обид. Я обещала миссис Уилсон помочь тебе с публикацией и помогу. Так что не упрямься и пошли обратно, в кабинет.
Мысленно дав себе подзатыльник, я все же направился следом за бывшей. О да, нам предстоял долгий и не очень приятный разговор.
- Итак, мистер Пенбер, - сказала она, когда я уселся в кресло и стал недовольно барабанить пальцами по подлокотнику, - мы согласны издать вашу книгу.
- Я это и так знал, - сердито буркнул я, - давай ближе к делу, - достав флешку с файлами, я небрежно бросил ее на стол. – Здесь все, что тебе нужно. Скажи сколько мне отдать денег и я пошел. И никаких «но», находиться в твоем обществе, Мейлин, мне не прельщает. Проверять книгу на грамотность нет смысла, ты сама знаешь, сколько я ее корректировал.
- А ты все такой же гордый, Рей, - хмыкнула Джефферсон и вставила флешку в USB-порт ноутбука. – Надеюсь, для тебя не составит труда подождать пять минут, пока все не скопируется.
Кажется, это самые долгие пять минут в моей жизни. Хоть и прошло чуть больше, чем три месяца, я все еще был обижен на Мейлин и не мог сейчас даже спокойно находиться с ней в одной комнате, не то что разговаривать. Все, что накопилось, рьяно рвалось наружу, и мне стоило большого труда сдержать «ураган» в себе.
- Кофе? – вежливо предложила она, пытаясь замять тишину.
- С ядом? Нет, спасибо.
- Рей!
- Что?
- Перестань.
Я раздраженно фыркнул (понабрался от Эрика за день), и стал рассматривать стеллажи с папками, книгами и прочим хламом. Глаза нашли на полке «Фингерсмит» и «Дневники Гувернантки: Новелла», отчего я поперхнулся, а потом стал смеяться, как идиот. Посмеявшись, я поймал на себе удивленный взгляд Мейлин.
- Ты читаешь лесбийские книжки, Мей? – ох как покраснела, как рак. Видимо, я поймал ее с поличным. А честно, то я не ожидал, что Джефферсон, приличная молодая девушка со всеми прелестями и обладающая завидным умом, станет читать книги этого направления. Но все же она просчиталась. Думаю, многие писатели, приходившие сюда публиковаться, видели книги, но постеснялись спросить, откуда они. Видимо, посчитали, что это издательство печатает и такие «шедевры» извращенных умов человечества.
- Ну и читаю, ну и что? – надула губки Мейлин, но потом что-то сообразила. – А ты откуда знаешь, что они лесбийские? Сам читаешь?
- Пфф, да больно надо. Я же писатель, забыла? Я слежу за рейтингами книг в Интернете, а эти две как раз выбились в лучшие в категории «книги об однополой любви», так что не пытайся поймать меня на этом грязном деле.
- Ишь, иголки выпустил, - проворчала она и глянула на монитор ноутбука. – Могу тебя поздравить, сейчас я посмотрю количество страниц и подсчитаю сумму.
- Четыреста пять, не парься.
- А шрифт?
- Конкретней, душенька. Если про файл, то тринадцать с половиной таймс. А в каком печатать, так тахома четырнадцатый. Обложку на ваше усмотрение. Интервал стандартный, единица, - не давая ей вставить слово, говорил я, подгоняя себя мыслью, что сейчас уйду отсюда и устрою себе отдых.
- Прытко, - заметила Мейлин и достала калькулятор, сверяясь с бумагами. – Пластиковая карта?
- Напомнить тебе номер счета? – в ответ фырканье.
- Напиши на бумаге и можешь быть свободен, - она протянула мне стикер и ручку.
Быстро начеркав номер, ведь я его выучил наизусть, прилепил клейкую бумажку мисс Джефферсон на протянутую ладонь и вышел в коридор, но вспомнив, что забыл ей сказать, открыл дверь и просунул туда голову.
- И да, возьмешь с меня хоть на цент больше, чем положено, я тебя засужу, поняла?
- Скупердяй!
Дальнейших ругательств в свой адрес я уже не слышал, так как шел прочь отсюда, насвистывая под нос незатейливый мотивчик песенки про ковбоя и Сюзанну. Настроение поднималось, потому что я задел бывшую за живое. Когда она жила у меня, то нам приходилось делить деньги, и она пользовалась тем, что я ее любил, и немного брала себе на карманные расходы. Сама Мейлин тогда работала, но получала гроши, а я, недосчитываясь нескольких сотен долларов, успокаивал себя тем, что она моя девушка.
Пока я сидел в кафе, пил кофе, от которого «любезно» отказался в офисе Мейлин, и дожидался своего пирожного, какие-то двое парней заняли столик на двоих в углу у окна. Сначала я подумал, что у них деловая встреча, но то, что один стал украдкой поглаживать колено другого, заставило меня сразу оставить свое предположение и уткнуться носом в кружку. Не будем мешать молодой паре развлекаться в общественных местах.
Мое пирожное принесли, как только кофе кончился. Что за дурацкий сервис? Но официантка, видимо, угадав то, что кофе кончится до того, как подоспеет десерт, несла на подносе и его. За это я решил оставить этой девчушке побольше чаевых, за смекалку. Пусть порадуется.
В книжном магазине я застрял часа на два, обходя все стеллажи с романами, энциклопедиями, детской литературой, комиксами… у отдела с последним-то я и застрял, вспомнил детство. Пытаясь дотянуться до приглянувшегося выпуска, что был на самой нижней полке в самом дальнем углу, я нащупал какую-то толстую книгу в мягком переплете. Вытащив ее оттуда, я стал разглядывать обложку. Все бы ничего, да пацан, нарисованный на ней меня удивил, хотя не столько он, сколько стиль рисования. Ааа, все, понял, это японские комиксы. Ну-ка, посмотрим, что там эти азиаты выдумали. Открыл эти комиксы, а на первой странице написано «Ай-яй-яй, ты что, хочешь начать читать мангу с конца? Открой с другой стороны».
- Фига предусмотрительные, еще и инструкцию написали, - вырвалось у меня, но я все же последовал совету. То, что я увидел, пролистывая эту самую мангу, ввергло меня в шок. Они рисуют порно-комиксы про голубых, твою ж мать! Причем никакой цензуры! И это еще кто-то читает? Господи, это ж самая настоящая камасутра во всех подробностях. Хоть бы написали предупреждение на обложке. А то какой-то «яой», фиг поймешь, что это и никакого R-18 большими буквами. Извращенцы.
Я быстро положил это рисованное пособие на место и побрел к отделу с романами, дабы посмотреть, действительно ли здесь есть мои книги.
Так ничего и не купив ни в книжном, ни в отделе с сувенирами, я направился в парк пешком. Ехать на автобусе не хотелось, да и тут довольно-таки близко, а от парка до дома тетушки рукой подать. Как только я добрался до парка, то нашел первую же свободную скамейку и сел, вальяжно вытянув ноги. Пусть запинаются, а я устал до чертиков. Потянувшись было за пачкой сигарет, я вспомнил, что оставил их на тумбочке в комнате. Громко чертыхнувшись, я подошел к первому попавшемуся прохожему, стоявшему ко мне спиной.
- Сигаретки не найдется? – окликнул я.
- Не курю, - знакомый голос. – И тебе не советую, Рей.
- О Грегори, - удивился я, когда он повернулся ко мне лицом и улыбнулся. – Не ожидал тебя здесь увидеть.
Домой мы пошли вместе, Грегори сказал, что оставил там сотовый, а ему должен позвонить другой работодатель. Оказывается, Вуд пашет еще на трех людей, которым приглянулась цена на услуги и качество работы. Кажется, он, после того, как сломал ногу, учился на дизайнера, а теперь стрижет кусты. Как же это называется…А, точно, дизайнер-флорист. Вот только много на этом не заработаешь, но Грегори повезло, и его наняла студия, правда, из другого города. Он узнал об этом только сегодня в обед, а сейчас два тридцать после полудня, и не знает, как сказать тетушке Молли об этом, ведь они пользовались его услугами больше года.
- Рей, дорогой, мы заждались! О, так с тобой Грегори, проходите-проходите, - с порога началось суетливое обслуживание, фирменное и немного надоедливое.
Телефон Вуд так и не нашел, но рассказать о переезде в связи с новой работой следовало. Я пихнул его локтем в бок, мол, давай, действуй.
- Миссис Уилсон?
- Что такое, Грегори? – спросила тетушка, не отрываясь от мытья посуды.
- В общем… мне предложили работу…
- Так это же просто замечательно! – обрадовалась она и лучезарно улыбнулась.
- Нет-нет, работу в другом городе, - звон разбитой тарелки, тетушка охнула.
- Ооо, как жаль, что тебе придется переехать. Но работа-то хорошая? Денег на жизнь хватит? – сразу видно, что она сильно огорчилась.
- Да-да, зарплата стабильная. Я уже ищу покупателя на свою квартиру, я думаю, что вы не упустите момент и купите ее у меня для Эрика.
- А когда ты планируешь уезжать, дорогой?
- Недельки через две, а пока поработаю, поднакоплю еще денег. В Сан-Франциско квартиры дорогие.
Что? В Сан-Франциско? А разве у нас есть дизайн-студия, специализирующаяся на флористике?
Вдруг я услышал топот ног по лестнице, а когда посмотрел, кто там, то увидел спину Рикки, который быстро удалялся в свою комнату, очень громко, почти истерично хлопнув дверью. Я присвистнул, потом посмотрел на Грега.
- Эрик, - и он быстро сорвался с места и побежал наверх.
- Что? Что такое? – обеспокоено спросила тетя, но я успокоил ее и пошел следом за Вудом.
Дверь в комнату Эрика оказалась открытой.
- Эрик…
- Что?
- Ты плачешь.
- С чего это бы?
- С того, я же вижу. Я хотел сказать тебе помягче…
- Помягче?! Думаешь, такое можно как-нибудь сказать помягче?!
- Успокойся
- Не могу! Исчезни с глаз долой, из сердца вон!
- Эрик…
- Не держи меня за идиота! Думал, я не видел, как ты обрадовался, что он приедет, а?! Ты же знаешь, как мне тяжело, мог и скрыть свою радость немного! Что, других городов не было? Только Сан-Франциско? Поближе к нему, да? Зачем тебе вообще переезжать?!
- Эрик, тише…
- Да заткнись ты! Если ты уедешь, я не знаю, что я делать буду… мои картины, мое вдохновение, мое сердце…
А я понял… вдохновение. Вдохновение Эрика – любовь к Грегори. Безответная любовь…
- Стойте, подождите! Как?! Вы же сказали, что время еще есть! Алло! Черт! – руки трясутся, глаза лихорадочно ищут что-то на стене, а в трубке слышны лишь гудки.
- Твою мать! – швырнул телефон на кровать и с тихим стоном разочарования осел на пол. – Опять двадцать пять.
Встречайте, это я, Рей Пенбер, сидящий на полу, снова продинамленый очередной редакцией, писака-романтик с наступившей черной полосой в жизни. Мне двадцать пять, за моими плечами пара романов, но я не известен в широких кругах общества, как, например, пресловутая Стефани Майер. Денег на жизнь вполне хватает (от походов в рестораны приходится отказываться), хотя большую часть я всегда откладываю на следующий выпуск книги, которую, кстати, удачно отвергли пять или шесть престижных редакций. И все они, как один, говорили, что такая сопливая книженция оставит пятно на их репутации, свиньи зажравшиеся. Проще говоря, меня послали куда подальше.
Да и вообще в последнее время неудачи так и липнут ко мне, как банный лист: сначала младшая сестра разбила мою машину вдрызг, потом отец загремел в больницу, теперь на его лекарства уходит куча денег, которые, конечно же, даю я, затем меня бросила моя девушка, сказав, что она устала меня вытаскивать из депрессий. Короче, полная жопа, особенно учитывая то, что я недавно потерял работу – единственный дополнительный доход. А все из-за этого пидора шефа. Взбрело ему в голову домогаться до меня на каждом углу, мать его. В конце концов, я не вытерпел и закатил скандал, о котором еще долго говорили главные сплетницы офиса, и ушел с гордо поднятой головой.
И вот сейчас я сижу на полу своей однокомнатной на Ломбард-стрит, пытаясь собраться и понять, что же такое меня преследует? Злой рок? Проклятье? Со вздохом поднявшись, я подошел к раскрытому ноутбуку, и, нацепив на нос очки, принялся перечитывать замусоленную до дыр книгу, побывавшую в корректировке раз десять, если не больше. Решив, что ошибки познаются в сравнении, я щелкнул на ярлычок документа с прошлой частью книги, и принялся перечитывать то одно, то другое, приготовившись отмечать в уме то, что я упустил из виду в очередной раз. Не обнаружив ничего такого, я плюнул и со злостью закрыл файлы.
Пройдя на кухню, я заварил себе неизвестно какую по счету кружку кофе, устраиваясь на широком подоконнике. За окном ранний вечер – то время, когда только-только зажигаются разноцветные вывески магазинов и кинотеатров, или просто рекламные щиты с подсветкой, то время, когда на кривых, извилистых улицах начинается час-пик. Легковушки выстраиваются в разномастную цепочку, похожую на змею, протянувшуюся на километры, и скорость движения опускается на отметку 3 мили/час – а вообще, максимальная скорость, позволенная здесь, на Ломбард-стрит, не превышает восьми миль в час. С ума сойти, да? Проще добраться до нужного места пешком, чем торчать в пробке по три-четыре часа, если это час-пик, как сейчас, или ехать со скоростью черепахи, неистово вращая руль, и молясь, как бы не врезаться в поворот или того хуже – «поцеловать» какую-нибудь «Хонду» в зад. Джейн так и попалась, не справившись с управлением. Мало того, что мой «Форд» угрохала, так и за чужую «Тойоту» пришлось платить, а я же ей говорил, что не надо экспериментировать.
Бррр! Тряхнув головой, я выкинул все навеянные мысли, и стал гипнотизировать уже чуть теплую кружку с кофе, рассчитывая увидеть там что-нибудь хорошее, но там отражалась только мое помятое и небритое лицо, которое я лицом-то назвать не могу. Рожа, не более.
- Мда, - уж очень многозначительно, не правда ли?
Усмехнувшись собственным мыслям, я постучал пальцами по фарфору, и поставил кофе рядом с собой, на подоконник. Потянувшись и размяв кости, я зевнул так широко, что челюсть неприятно хрустнула.
- Итить.
Однако два дня без сна давали о себе знать, потому что уставшие, покрасневшие от долгой работы с компьютером глаза начали слипаться, и мне пришлось оторвать свою задницу от нагретого местечка и отправиться дрыхнуть.
Что-что? Почему я так быстро смирился с неудачей? Боже милостивый, если бы я бесился по всякому такому поводу, то давно бы уже стал невротиком и закатывал истерики по любому поводу и без него, да и тем более я привык. У меня осталась на примете еще парочка редакций, которые могут опубликовать мой «шедевр».
Ночь прошла не так спокойно, как я ожидал, а все потому, что это гребанные соседи затеяли какую-то вечеринку, врубив музыку так, что даже в домах напротив стал зажигаться свет. Интересно, а эти ублюдки хоть знают, что после 23.00 нельзя нарушать покой своих соседей, или нет?! Завтра же с утра доложу на них копам, и пусть разгребаются. Я из-за них полночи проворочался без сна, выкурил последнюю пачку сигарет, стоя на балконе и глядя на мигающую вывеску паба, который недавно открылся на месте булочной. И кому не понравилась свежая выпечка миссис Паркер? Всегда столько народу было, столько желающих попробовать ее знаменитые пирожки с курагой, и тут на тебе - паб. Впрочем, это не так важно.
Я надеялся проспать дня полтора, не меньше, но все мои надежды уничтожил один единственный телефонный звонок. Я, сонный и недовольный, нашарил телефон на тумбочке и оторвал физиономию от подушки, нажимая на кнопку «ответить».
- Какого хера? – осипший за ночь голос прозвучал грозно.
- Рей… Рей… Приезжай немедленно… - тихий всхлип.
- Мама? Что случилось? – сон как рукой сняло. Я вскочил с кровати как ошпаренный.
- Джон… он… твой отец умер…
Я замер, стоя с телефоном посреди комнаты, последние два удара сердце пропустило, а к горлу подкатил ком. Что? Когда? Как? Не может быть! Его же обещали выписать через две недели! Нет-нет-нет-нет, отец не мог…это какая-то ошибка! Руки затряслись, внутри все похолодело. Швырнув телефон на кровать, я принялся судорожно искать одежду, разбросанную по дому. Наспех собравшись, я помчался в больницу, чуть не забыв запереть квартиру.
Влетев в здание, я распугал весь персонал, рыкнул на медсестру, которая пыталась меня остановить, вскочил на лестницу и побежал в палату к отцу. Руки сжимались в кулаки сами собой от переполнявшей меня злости, которая пришла на смену страху так быстро, что я не успел заметить. Распахнув двери, я увидел плачущую у больничной койки мать, подавленную младшую сестру с бой-френдом и врача, записывающего что-то в свои бесконечные листочки. Ярость накрыла меня с головой, и я набросился на него, тряся за грудки.
- Какого хера?! Его должны были скоро выписать! Какого хера вы ничего не сделали?! – рычал я, осознавая, что по щекам текут горячие слезы.
- Мистер Пенбер, успокойтесь, - лжесочувственно произнес врач, положив свою руку поверх моей ладони.
- Да не хочу я успокаиваться! Вы что, такие бездарные, что человека спасти не можете! Вы же говорили, что он поправится! – я кричал, надрывался, захлебываясь слезами и всхлипами, то и дело крепче сжимая ткань белого накрахмаленного халата.
- Мы не могли предвидеть, тромб порвался неожиданно… - мистер Кингсли стал поглаживать меня по голове, пока я бессильно не свесил руки. – Мне очень жаль.
Мама, такая растрепанная, заплаканная и беспомощная, стояла и смотрела как я, ее сын, ревел, как маленький ребенок. А сестра спрятала лицо на груди у Джейка, не желая показывать своих слез. Я же… он же… он же улыбался мне в прошлый раз, когда я навещал его, крепко жал мне руку, черт возьми! А теперь… его нет. Нет, и все из-за этого тромба!
- Старый хрен… - я знал, что о покойниках нельзя говорить плохо, но мне хотелось, - ты же обещал дожить до выхода моей последней книги. Обещал!
Осев на холодный пол, я уставился на белоснежные простыни, которыми были накрыто тело отца, меня выворачивало наизнанку, когда я представлял, что там, за этой белой преградой посиневшее лицо Джона Пенбера, совсем недавно смеявшегося над очередной глупой шуткой будущего зятя, со щетиной черных, как смоль, усов, с добрыми блестящими зелеными глазами. Чертова черная полоса, ну почему мой отец?!
Глава 2.
Как же я ненавижу понедельники, особенно если они начинаются с ужасной головной боли, тошноты и сухости во рту. Похмелье – охренительно-неприятная вещь, особенно если не можешь вспомнить, где лежат таблетки, и сколько ты вчера выпил. Пытаясь не стукаться об многочисленные косяки, я поплелся в ванную, но когда увидел себя в зеркале, то захотелось снова забраться под одеяло. Волосы, торчащие в разные стороны, как солома, ой, а рожа-то как у сорокалетнего мужика, под глазами синяки, колючая стена щетины, которая грозила скоро превратиться бороду, если ее не сбрить немедленно. Зажмурившись от яркого света, отражавшегося от зеркала, я неохотно включил холодную воду и подставил под нее голову, желая взбодриться. Холодные струи стекали по волосам, по шее, по спине и груди, делая майку влажной, заставляя ее прилипать к телу.
— Брр! – как следует тряхнув головой, я закрутил кран, потянувшись за полотенцем. Чтобы не происходило в моей жизни, мне нельзя давать себе слабину.
Похороны прошли на городском кладбище, пришли все члены нашей семьи, даже тетушка Молли приехала из Вашингтона (не города, а штата. Она живет в Сиэтле со своей семьей), отца положили рядом с его матерью, как он и хотел. На похоронах всегда должен идти дождь, ведь так? А нет, на этих похоронах было как назло солнечно и тепло, весело щебетали птички, пока я и Джейк несли гроб к могиле. Я потратился и заказал надгробие с надписью: «Здесь похоронен замечательный человек, муж и отец. Пусть на Небе ему будет спокойно». Мама плакала, вытирая слезы платком, плакала всю похоронную процессию, прижимая к груди Джейн. Мне было больно видеть ее слезы, видеть ее опухшие и покрасневшие глаза, было больно просто стоять здесь, чувствуя тяжесть дубового черного гроба, как доказательство того, что все это отнюдь не страшный сон, слушать монотонную речь священника, слушать эти слова сочувствия, которые полосовали сердце еще больше. Я рьяно хотел сбежать, сбежать к себе, в квартиру, забиться под одеяло и пролежать там до конца жизни, но я не мог, я должен был вытерпеть это, иначе отец бы меня не простил. Все обвинения канули в лету, ведь это глупо – обвинять кого-то в том, что все произошло. Мама всегда говорила, что Небесам виднее, когда и кого забрать к себе, но все равно было горько, было больно, было тяжело…
Приведя себя в относительный порядок, я выкинул в мусорную корзину пустой баллон из-под пены для бритья, такую же пустую бутылку джина, которую я нашел под кроватью, пришел на кухню, и, увидев, какой там царил кавардак, принялся за уборку. Горе-горем, а жить в свинарнике нельзя. Домыв посуду и стряхнув пепел с сигареты в банку из-под пива, я сел за стол, где тихо шуршал включенный ноутбук. Я опять вернулся к тому, с чего начал. В книге было что-то не то, чего-то как будто не хватало, и я остро чувствовал это, но не мог понять, чего именно не хватает. Я хотел уже приняться за еще одну корректировку, как желудок требовательно заурчал. А в холодильнике мышь повесилась уже который день, ведь всю неделю я заказывал пиццу на дом.
— Надо бы выйти проветриться, заодно и в супермаркет загляну, — сказал я сам себе, туша сигарету об ту же банку, и стал искать одежду. Из шкафа на меня вывалился непонятный ком одежды, который мне, естественно, пришлось разгребать, чтобы найти хоть что-нибудь чистое. Я зарекся завести корзину для грязного белья и купить наконец-таки вешалки. Обшарив всю одежду, точнее все карманы, я обнаружил потерянную давно сережку, пару долларов, старый носок, который почему-то был в заднем кармане джинсов. (Это я, с какой девкой кувыркался, что носок засунул туда в порыве страсти?) Разобрав свой бардак и одевшись более-менее приличное для похода в магазин, я набросал примерный список того, что мне нужно приобрести и принялся искать кошелек. И нашел я его, не поверите, в стиральной машине. Это ж как я вчера раздевался? Зарекся не пить что-то более крепкое, чем вино.
Чтобы добраться до приличного супермаркета, нужно пройти немалое расстояние от моего дома вверх по склону, но уж лучше пешком, чем на машине, потому что время – деньги. Гул, стоящий на улице в 11 утра, был вполне терпимым для моей хмельной головы, так что я, хлопнув дверью подъезда, пошел в сторону пункта назначения. Было солнечно и тепло (жары в Сан-Франциско почти не бывает), легкий ветерок, принесенный с океана в малых количествах, раскачивал провода линии электропередач. Несколько машин пытались установить рекорд по скоростной езде на наших дорогах, за что одна из них и поплатилась, не вписавшись в поворот и застопорив и без того медленное движение. Из своей машины к пострадавшему тут же выскочил коп-афроамереканец и поспешил разбираться, что к чему, так как все проворонил, пожирая в салоне авто последний пончик.
Свернув за угол, я дошел-таки до небольшого желтого здания, около которого стояла парочка мотоциклов и одна старенькая «Тойота» неизвестно какого года выпуска. Стеклянные двери распахнулись, когда я подошел. Из супермаркета веяло прохладой – кондиционеры там включали нещадно. Взяв тележку, я шел мимо стеллажей со всякой всячиной – недаром же он универсальный, этот маркет – и брал с полки то одно, то другое. Недалеко от меня на какого-то мальчугана свалилась упаковка туалетной бумаги, и охранник бросился поднимать товар. Где непутевая мамаша этого ребенка? Подойдя к мальчику, я погладил его по голове, чтобы плакать перестал (четыре рулона «Zeva+», упавшие на голову — это больно), а он посмотрел на меня, как на Санта-Клауса.
— Где твоя мама? – в ответ лишь пожимание плечами. – А кто тогда с тобой?
Малыш уже хотел ответить, но сзади раздалось насмешливое замечание:
— А приставать к чужим детям с расспросами – это нехорошо, Рей.
Обернувшись на голос, я увидел там своего старого знакомого, Питера МакЛагена. Это рослый, широкоплечий, состоявшийся мужчина, не только по возрасту, но и по кое-каким другим признакам, загорелый, с черной копной волос, зачесанной назад и завязанной в хвост, с глазами цвета чистого летнего неба. Он был весьма популярен в университете (уж я-то знаю, ведь мы учились вместе), но после выпуска нас раскидало по разные стороны баррикад – я ушел в писатели, а он стал помогать своему отцу с его магазинчиком в Рашен-Хилл.
— Буд…
— Папа! – мальчишка кинулся к нему, перебив меня своим радостным возгласом.
— Нихера – выругался я, уставившись на эту умилительно-шокирующую для меня картину. Никогда б не подумал, что встречу здесь друга с университета, да еще и с сыном! О да, сильно я отстал от жизни.
— Ай-яй-яй, — Пит покачал головой, — нельзя так выражаться при детях.
— Да иди ты! Папаша новоявленный! – раскричался я, совершенно забыв, что нахожусь в магазине. – Нельзя же так неожиданно появляться с ребенком! Когда ты успел обзавестись семейством?
Мальчишка был таким же голубоглазым брюнетом, как и его отец, он откровенно разглядывал меня своими большими глазами, но прятался за широкой спиной Питера, высовываясь из-за нее и цепляясь ручонками за его одежду. Смотря на него, мне хотелось улыбнуться, потому что, судя по всему, таким же в детстве был и мой старый друг. Думаю, что мистер и миссис МакЛаген были очень рады появлению внука. Что-то внутри больно кольнуло. Семья, да?
— Пенбер, ты собираешься устраивать мне допрос прямо здесь, в магазине? – усмехнулся Пит и взял на руки своего сынишку, щелкнув его по носу. – Представься дяде.
Дяде?! Зашибись, приехали. Никогда бы не подумал, что этот придурок будет так сюсюкаться.
— Крис, — МакЛаген-младший широко улыбнулся.
Питер довез меня до дома (та подержанная «Тойота» была его собственностью) и обещал, что как только завезет сына к своим родителям, так приедет ко мне и все расскажет. Когда входная дверь хлопнула, оповещая меня, что друг ушел, я стал выкладывать покупки на стол. Мышь из холодильника чудом ожила и убежала, как только я забил его до отказа (не люблю ходить по магазинам, поэтому и закупаюсь на недели две-три). Корзину для грязного белья сразу же распаковал и поставил в угол, рядом со стиральной машиной, приличная упаковка сигарет «полетела» в тумбочку (там я также обнаружил три или четыре презерватива. На что я рассчитывал?) вместе с антипохмелином, а разномастные вешалки – в шкаф. Пока я раскладывал все в ванной, то услышал, как бешено вибрирует мой сотовый на столе, горланя своим динамиком «Memories». Подхватив телефон в полете со стола, я нажал на кнопку «ответить» и поднес его к уху.
— Алло? – в ответ тишина. – Эй, если ты звонишь, чтобы поприкалываться, то ничего не выйдет, – знаю я таких ублюдков, которым нечего делать.
В трубке раздался какой-то скрежет, как будто бы об мембрану телефона терли обертку от конфеты. Конфету? Так вот кто балуется!
— Боб, прекрати немедленно! И позови к телефону свою бабушку, живо! – в ответ лишь заливистый смех и топот ног, кажется, по паркету.
Боб – это внук тетушки Молли, сестры моего отца, непоседливый проказник, который в свои пять лет успел ободрать хвосты всем кошкам в округе.
— Да-да, иду-иду! – на том конце раздался немного писклявый голос тети. – Рей, дорогой, это ты? Ах, прости-прости, Боб такой шалун!
— Здравствуйте, — она всегда заставляла меня улыбаться, потому что такая нескладная и подвижная не по годам женщина в детстве радовала всех нас своим приездом, учитывая то, что она привозила всякие сладости и другие вкусности. Вот и сейчас я улыбался, как идиот, слушая ее щебетание.
— Мы не виделись с…с того самого момента, — голос приобрел нотки горечи, но сразу же преобразился. – Я узнала, что твою книгу никто не соглашается публиковать. Знаешь, у нас тут есть знакомые, которые смогут выпустить ее.
— Это же здорово! – просиял я, думая, что, наконец, все приходит в норму.
— Правда, есть одно «но». Ты должен явиться в редакцию сам и отдать им файл, понимаешь?
— Да без проблем! Спасибо вам, тетушка! – я готов был прыгать от радости, как мальчишка, поймавший голубя, готов был мчаться туда, в Сиэтл, штат Вашингтон, и расцеловать Молли и всех вокруг.
— Не за что, дорогой. Записывай адрес.
Я начал судорожные поиски карандаша, ручки или любого другого пишущего предмета и листика бумаги, пусть даже и туалетной. В итоге, когда адрес был записан, я еще раз поблагодарил тетушку Молли за помощь и положил трубку. Радости полные, извините, штаны!
Питер явился ближе к четырем часам, принеся с собой два пакета, как оказалось, с выпивкой и пиццей. Поставив оные около тумбочки, он деловито осмотрелся, встав в позу «руки-в-боки». Я, не намереваясь сегодня пить даже пиво, решил, что заберу свою законную половину (деньги отдам потом) и поставлю в холодильник. Пнув ногой тапочки в сторону Пита, я забрал пакеты и унес на кухню.
— У тебя настоящая квартира заядлого холостяка! – донеслось из коридора вместе с шарканьем по линолеуму, и вскоре МакЛаген уже стоял за моей спиной. – О, знаменитый салат из помидор и пепла!
— Придурок, — я вынул сигарету изо рта и потушил ее о банку, а посудину с салатом поставил на стол, отодвинув ноутбук в сторону, очки нацепил на нос. Действительно, в общаге у меня нередко получался салат с пеплом от сигарет, не успевал я стряхивать его вовремя, а жрать охота было!
Питер стал распаковывать содержимое пакетов, выставляя все на стол. Компьютер пришлось убрать на пол, подальше от наших ног, потому что мало ли что, а вещица-то дорогая. Я принес из спальни табуретку и отдал ее Питу (да, я вредный, все хорошее — себе).
— Ну, рассказывай, как так получилось, что ты в твои-то годы и уже папаша? – спросил я, ковыряясь вилкой в пиале.
— Помнишь Кэтти Миллер со второго курса? – я кивнул, но следом же поперхнулся. – Не удивляйся так, хоть она меня и отшила, но я ее добился, — с гордостью произнес друг, открывая бутылку темного.
О да, я помню Кэтти. Вся такая из себя фифа, пышногрудая и на редкость мозговитая, в отличие от всех других университетских дур, которые слали популярным парням «голубков», как школьницы. Эта девчонка была мечтой многих наших сокурсников-придурков. Да, блондинка, да, довольно-таки красивая, но характер просто невыносимый. Не представляю, как Пит с ней уживается.
— И ты живой до сих пор? – усмехнулся я и отправил в рот помидор, предварительно сдув с него пепел.
— Она просто очаровательная, не наговаривай! – возмущенный МакЛаген представлял умопомрачительное зрелище. Я понял, он влюбился в нее поуши, как мальчишка.
— И давно вы с ней женаты?
— Три года, – я снова поперхнулся.
— Да ты прямо экстримал, — не ну надо же, повременили бы с ребенком-то.
— Рей!
— Молчу-молчу, — и все равно кретин. – А твои родители как, не против были?
— Ну, сначала отец возмущался, но потом, когда Кэтти покорила их своей добротой, перестал ворчать и одобрил наш брак, — Питер глотнул из горла и громко стукнул сосудом по деревянной поверхности. – А как твоя семья? Отец твой, небось, уже тоже внуков нянчит?
Отец. Вилка выпала из расслабленной руки, грохаясь сначала на стол, а потом на пол. К горлу подкатила тошнота, а глаза защипало. Слишком мало времени прошло, я не привык еще… Нет, не реветь, спокойно… Вдох-выдох, глубже, вдох-выдох… Я стиснул зубы и закрыл глаза, роняя голову на руки.
— Эй, ты чего это? – обеспокоено спросил Пит, теребя меня за плечо, но я лишь повел им, жестом говоря «убери руку».
Вдох-выдох… набраться смелости открыть рот и хотя бы прохрипеть что-нибудь в ответ.
— Мой отец…умер неделю назад…
Давящая тишина, пропитанная горечью и сочувствием. Что может быть омерзительней? Это не бальзам, это соль на вновь вскрывшуюся, гноящуюся рану, это подбадривающее и извиняющееся похлопывание по плечу раздражает.
— Прости, я не знал… расскажи мне все, — почти умоляюще и так тихо, что я перестал трястись и глубоко вздохнул. И я рассказал, рассказал все, что произошло, все, что было на душе, как мне тяжело. Слова лились бесконечным потоком, но я знал, что Пит никогда не перебьет меня, будет внимательно слушать, он, как личный дневник, который никто не найдет, ему можно доверить все секреты и быть уверенным, что их никто не прочтет, пока ты сам этого не захочешь. Наверное, считать друга дневником – это глупо, но разве выслушивать – не одна из его обязанностей?..
— А я знаю, почему твои книги непопулярны, — заявил мне МакЛаген, когда подобрался к ноутбуку
— И почему же? – я недовольно вскинул бровь и перекатил сигарету из одного уголка губ в другой.
— Во-первых, у тебя нет рекламы, что очень важно, ведь всякое популярное произведение должно раскрутиться, а во-вторых – у тебя нет своего блога и людям совершенно непонятно когда будет новая часть, читатели не могут оставить отзыв, пообщаться с тобой, — многозначительно подняв палец вверх, ответил он, с таким видом, что захотелось запечатлеть это выражение лица на фотографии и долго угарать.
— Надо же, нашелся умник.
— Да блин послушай, я дело говорю!
— Ладно-ладно, только я блоги создавать не умею, не ржи, у меня с программированием совсем не лады, придурок! – я бросил в него мокрым кухонным полотенцем, на что он еще громче заржал. Скакун арабский, мать его. Я похлопал Пита по спине, чтоб перестал кашлять от смеха, он еще раз хрюкнул и заговорил осипшим голосом:
— Я все сделаю, к следующему понедельнику будет готово.
Глава 3.
Жарко, как в печке, душно, как перед дождем, чертовски приятно от непонятной волны чувств, прокатившейся по телу от паха до… стоп, от паха?!
Реальность накатывает слишком быстро, свет режет глаза, привыкшие к полутьме, становится слишком жарко, и я откидываю простыню, поворачиваясь на спину. Минуты три смотрю в белый потолок, разглядывая там что-то, потом в голову начинают лезть картины из прерванного сна… О черт, отлично! С каких пор мне стали сниться эротические сны? И как давно у меня не было секса, мм? Два этих вопроса тесно взаимосвязаны, иначе никак бы не было этой дурацкой ноющей пульсации. Со стоном встаю с кровати и иду в ванную, стягивая на ходу майку и трусы, бросаю одежду на пол. Плевать, потом подберу и суну в машинку. Сейчас только одно. Включаю свет и холодную воду в душе, постепенно разбавляя ее горячей, пока, наконец, ладонь не чувствует нужную температуру. Забираюсь в кабинку, закрывая стеклянную дверь, вскоре ее покрывает пар, как и белоснежную плитку. Вода струйками стекает по волосам, плечам, спине, торсу, оставляя за собой приятное щекочущее ощущение. Прикрыв глаза, тянусь к неудовлетворенной плоти, силясь вспомнить сон до мельчайших подробностей. Ненавижу такие моменты, особенно потому, что они бывают довольно редко, и забываешь, когда в последний раз вот так скрывался в душе, в комнате или где-нибудь еще, чтобы «разрядиться». Повернувшись лицом к стене, я уткнулся лбом в прохладную плитку.
Кто бы сейчас зашел, увидел бы мою спину, но все внимание стопроцентно приковала бы к себе татуировка на правой лопатке. Королевская кобра, удобно устроившаяся на мне, и шипящая на всех. Сделал еще в старшей школе и не жалею об этом. Джейн как увидела, сразу же спалила меня родителям и стала клянчить разрешение сделать себе что-то похожее. Помню, что за такое отец лишил ее карманных денег на неделю, а мне сделал выговор, строгий выговор.
Я вздохнул с облегчением, когда вода смыла все, поймав ртом капли, проглотил их. Сухость во рту исчезла. Наклонив голову, я заметил, что надо бы подстричься, а то волосы уже достают до плеч. Запах шампуня с яблоком напоминал о детстве, когда мама купала нас с Джейн в одной ванне. Сестра этого не помнила, но мне ритуал этих купаний впечатался в память. Вода горячая, но не настолько, чтобы обжечь нежную детскую кожу, много пены, мягкая мочалка и запах яблока кругом, а еще громкий смех сестры, весело бьющей ручками по воде, взбивая пену еще больше. Как-то слишком много воспоминаний на сегодня, не находите?
Обвернувшись полотенцем, я вышел из ванной, и тут же по телу пробежала стая мурашек. Прохладно. Правильно, вода-то горячая была. Подняв с пола одежду, кинул ее в машинку вместе с постельным бельем. Вообще-то, большая стирка у меня в субботу, но я ее удачно проспал после бессонной ночи, а потом было просто лень.
Чтобы добраться до Сиэтла штат Вашингтон нужно купить билет на самолет, а это немалые деньги, но мне сказали передать файл с книгой лично, так что ничего не попишешь. Билет я приобрел еще вчера, так что сегодня вечером вылетаю, к утру буду на месте. Тетушка Молли обещала встретить меня в аэропорту – номер рейса я ей уже сообщил. Надо собираться. Настырная тетушка уговорила меня погостить у них немного, хотя, знаю я ее «немного», как задержит на месяц, так все. Но я твердо решил остаться всего на три дня, посмотрю достопримечательности, похожу по городу и все такое. Устрою себе небольшую познавательную экскурсию, так сказать. Обязательно куплю что-нибудь маме и сестре, да, обязательно. Придется еще немного потратиться, благо счет в банке пока что мне это позволял.
Аккуратно сложенная небольшая стопка одежды отправилась в большой вместительный рюкзак, там же уместился фотоаппарат, который подарил мне дядя Фред, хороший такой, качественный – это я про фотик, друзья. Не забыть бы ничего, тьфу-тьфу-тьфу. А то как в позапрошлом году получится. Собрался, значит, в Бэд-Акс, штат Мичиган, и забыл документы. Вспомнил о них только когда началась регистрация. Ох, как я ненавижу суету, которая сопровождает поездки в другие города!
В пятый раз взглянув на часы и проверив время полета, вспомнив, все ли я взял или опять что-то оставил, хлопнув дверью своей квартиры, вышел на улицу. Я поежился, когда под джинсовую куртку и футболку пробрался прохладный ветерок. Захотелось скорей добраться до теплого салона такси, доехать до этого чертова аэропорта, первым пройти эту чертову регистрацию, чтоб не стоять в очереди чертовы три часа. Кстати, вот и свободное такси.
— Куда вам, мистер? – буркнул толстый усатый шофер.
— Аэропорт Сан-Франциско, — в тон ответил я и сел в машину.
В салоне было страшно душно, воняло каким-то просроченным одеколоном и горячей кожей, которой были обиты сиденья. Надо же было так угробить Ниссан. Доехали мы довольно быстро, быстрей, чем я ожидал. Значит, у меня больше шансов быть пятым-шестым в очереди на регистрацию. Чуть не оставив шофера без наличных, я пошел в здание аэропорта. Дорогу я уже знал наизусть, хотя и был-то тут раза три всего. Сразу завидев небольшую очередь в три человека, я злорадно усмехнулся. До начала полета еще три с половиной часа!
Из самолета я вышел злой, как черт. Что случилось? Да так, просто мой багаж чуть не отправили другим рейсом, стюардесса пролила на меня чай, который был горячим до такой степени, что кожа стала ярко-красного цвета, какой-то придурок сзади очень громко храпел, заглушая даже рев турбин. Я не мог ни нормально выспаться, ни даже пожрать спокойно, был весь на нервах, ожидая, что как прилечу, обязательно обнаружится что-нибудь еще. Ух, держите меня вдесятером!
Получив назад свой рюкзак, – в салон его брать было нельзя, ибо превышалась допустимая весовая норма – я направился в сторону зала ожидания, откуда уже выглядывал дядя Фред собственной пузатой персоной. Он ничуть не изменился с нашей последней встречи (а была она очень давно). Все так же щурил свои плохо видящие глаза, отказываясь носить очки, так же широко улыбался, что от одного взгляда сводило челюсть, он был одет в свою любимую клетчатую рубашку, в старые, потертые джинсы и кеды, на голове его царил бардак: огненно-рыжие волосы крайне непослушны и отказывались приглаживаться под напором расчесок и других парикмахерских приспособлений. Впрочем, дядя уже давно оставил попытки овладеть своими волосами. Он резво шел ко мне, немного прихрамывая, сзади держался Эрик – старший и единственный сын в семье Уилсонов, который все никак не мог оторваться от родительского гнездышка, а рядом уже вертелась, как квочка, тетушка Молли. Наблюдать все это было чертовски приятно. Дядя Фред, пожав руку, рванул меня в свои медвежьи объятия, стиснув так, что у меня затрещали ребра. Эрик держался сдержаннее, холодно и с явной неохотой поприветствовал меня. Он что, все еще обижается за мою детскую выходку? Ну и дурак злопамятный. Когда тетя велела ему взять у меня «тяжелый» багаж, он раздраженно фыркнул, но подчинился под суровым взглядом дяди, который, видимо, говорил, мол, коли живешь у нас, бездельник, помогай.
У них был красивый большой дом, который дядя по счастливой случайности купил за бесценок, а потом своими руками сделал из него конфетку, продающуюся сейчас за громадные бабки. Двухэтажный, бело-синий, отличающийся от других домов в округе, он был вместительным и комфортным. В детстве, когда еще Эрик не был на меня в обиде, я проводил здесь две-три недели летних каникул, гонялся за толстым рыжим котом Диком, бродил по округе, играя с соседскими мальчишками в разные игры, пакостил своей кузене Лили, отбирая куклы и прочее-прочее. Да, веселое было время.
Вот и сейчас, приехав сюда, я вспомнил былые годы. Говорю, как семидесятилетний старик, да? Никто меня даже в комнату провожать не стал, ведь я отлично помнил, что она находится на втором этаже в конце коридора. Ее окна выходят на задний дворик, обставленный садовыми фигурками, вычурно стрижеными кустами, клумбами цветов, кажется, пионов. Положив на кровать свой рюкзак, я отдернул шторы и открыл окно. Кинув критический взгляд на состояние небольшого садика, я улыбнулся. Все по-старому. Только вот… глаза нашли зеленоватый шланг, свернувшийся змеей около кустика, чьи ветви и листья образовывали идеальный шар. Рядом лежала кепка, перчатки и секатор, а еще майка. Явно не дяди Фреда. Может, Эрик до этого ухаживал за садиком? Надо бы спросить. Открыв дверь, я обнаружил, что он резво спускается вниз по лестнице на кухню, где слышны голоса. Я проследовал за ним.
— Как хорошо, что мы смогли оставить дом и Боба на тебя. Лили обещала забрать его тогда, когда мы поехали встречать Рея. Ты нас выручил! – кого это тетушка так рьяно хвалит?
Я вышел из-за угла гостиной и увидел человека, стоящего ко мне спиной и окруженного семейством Уилсонов. На плече у него весело махровое серого цвета полотенце, одет был в джинсовые штаны на подтяжках, лямки которых были плохо затянуты и все время сползали, открывая незагорелые участки кожи. Со спины было видно – бывший спортсмен, скорей всего баскетболист или волейболист, потому что был выше меня и обладал весьма крепким телосложением. Вещи на заднем дворике его. Он – садовник, скорей всего постоянный и частный.
— Рей! – воскликнула тетя Молли так, что летучие мыши бы позавидовали ее ультразвуку. – Познакомься-познакомься, милый!
Незнакомец повернулся ко мне лицом.
— Это…
— Грегори Вуд, — выдохнул я, сразу узнав друга детства. Он улыбнулся мне ослепительной улыбкой. Девушка из рекламы жевательной резинки нервно курит в сторонке.
Грегори Вуд на два года меня старше, он любил таскать нас с Эриком за собой, мы обосновывались в домике на дереве во дворе его дома, таскали туда всякую еду, сидели с раннего утра до позднего вечера, играли в войнушку, иногда мы упрашивали его почитать нам и все такое. А потом я перестал приезжать, потому что учеба стала затягивать все сильней. Времени на детские игры просто не было, старшая школа ведь.
— Прошло одиннадцать лет с тех пор, когда я тебя последний раз видел, Грег, — усмехнулся я. – А ты все еще такой же, только выше стал.
Рикки чуть слышно фыркнул, Вуд улыбнулся еще раз:
— Не думал, что ты меня вообще вспомнишь.
— Ах, мальчики! Грегори, останься с нами на обед! – захлопотала тетя и хлопнула дядю Фреда по спине.
— А да, оставайся! – немного с опозданием подтвердил он и улыбнулся.
Эрик кинул на Грегори взгляд своих зелено-желтых глаз, видимо, говорящий: «Не оставляй меня с этим придурком», потому что один раз они переместились на меня. Я вскинул брови от такой наглости, посмотрел на Вуда.
— Хорошо, уговорили.
Пока тетушка готовила что-то на кухне, мы втроем сидели в гостиной. Я разговаривал с Грегори, а Рикки только недовольно сидел и старался не смотреть на нас, делая вид что изучает потолок.
— И когда ты умудрился бросить свой любимый баскетбол? – спросил я, убирая непослушные длинные волосы за ухо.
— Лучше бы ты об этом не спрашивал, Рей, — ядовито заметил Эрик, который все-таки же слушал наш разговор. – Грег сломал ногу и не смог больше играть, долго лежал в больнице и лечился.
Вуд только грустно улыбнулся и кивнул. Я пожалел, что спросил об этом. Повисла неловкая минутная тишина.
— А ты заделался в писатели, да? – решил замять паузу он, поправляя опять сползшую лямку подтяжки.
— И ничего-то он больше не нашел, кроме как о розовых соплях писать, — опять съехидничал кузен, сверкнув своими глазами.
— У меня хоть какой-то заработок есть, а ты, иждивенец, заткнулся бы и не мешал, — ощетинился я, сжимая руки в кулаки. Врезать бы по наглой роже и стереть эту ухмылочку.
— Между прочим, очень трогательные книги, — с умным видом прервал нас Грегори, остужая мой пыл своим неожиданным комплиментом, который тут же вывел меня из строя.
— Читал? – недоверчиво спросил я, щуря глаза.
— Ага, — широкая улыбка в ответ.
— А я-то думал моя читательская аудитория состоит из представительниц женского пола, — смущенно пробормотал я, но почувствовал, что на душе стало теплей.
— Да нет, не только. Я видел как в магазине у твоих книг толпилась кучка парней, а потом взяла и купила весь цикл, — пожал плечами Вуд. Я смутился еще больше.
Эрик снова раздраженно фыркнул, напрашивалось впечатление, что он вырос в конюшне и научился фыркать от лошади. Я вообще не понимаю, что он на меня так взъелся. Его «подружка» — Айлин Хард, редкостная вертихвостка в свои четырнадцать, да и сейчас такая же, наверное, решила подобраться ко мне с помощью Рикки, который ни о чем не подозревал, краснел и заикался, когда разговаривал с Айлин. Я хотел открыть ему на это глаза, заключив детское пари: если Айлин перебежит от него ко мне, когда я свисну, то он проиграл, и наоборот, соответственно. Ну, я же говорил, что она перебежит, то так и сделалось! А этот жеребчик на меня обиделся. И обижается до сих пор! Я же как лучше хотел.
— А ну-ка все за стол! – раздался с кухни голос тетушки Молли.
В воздухе витал аромат чего-то вкусного, а я был чертовски голоден.
Глава 4.
Проснулся я еще засветло и, если верить часам, то в пятнадцать минут первого ночи. Завалился спать-то я часа в два после полудня, выспался, а что теперь делать ни гугу. Потянувшись, я достал ногами до спинки кровати, потер глаза и встал, включив настольную лампу. Широко зевнув, так широко, что снова хрустнула челюсть, я пошарил в карманах рюкзака, извлекая пачку сигарет. Зачем я их привез? Ну, все свое ношу с собой, как говорится. Где тут балкон я прекрасно помнил, поэтому, тихонечко выйдя из комнаты, чтобы не разбудить никого, прошествовал в конец коридора к большой стеклянной двери. Только зашел на балкон, как догадался, что забыл зажигалку.
— Черт, растяпа, — тихо выругался я, рядом кто-то кашлянул. Я аж подпрыгнул на месте, но, оглянувшись, понял, что это Рикки.
— Куришь? – спросил он охрипшим голосом. Видимо, долго молчал. Ну да, идиот, с кем тут еще разговаривать, кроме как с самим собой?
— Как видишь. Зажигалка есть? – тут же в руки прилетел коробок спичек, шурша содержимым. – Спасибо.
Опершись на перила, я жадно втягивал холодный ночной воздух и клубы сигаретного дыма, которые тут же выдыхал. Тишина не была неловкой, скорее даже наоборот, спасительной. Говорить нам с Эриком было не о чем - это факт. А помолчать было о чем, что, кстати, тоже факт. И как-то уплыло из внимания то, что он еще утром пытался меня оскорбить, и оскорбил, и что я его тоже оскорбил, и что он вообще на меня в обиде.
— Эрик?
— Что?
— Почему ты не переедешь от родителей?
— Тебе-то какое дело? – возмущенно, с надлежащим фырканьем, но совсем неискренне.
— Просто интересно.
— Засунь себе свое «интересно» в…
— Все, я понял, не кипятись. А на кого ты учился? – стряхнул пепел вниз, на асфальт.
— На художника не учатся, идиот. Им нужно…
— Знаю, им нужно просто стать. Так же как и писателем.
— Не приравнивай меня к себе, Рей.
— Но это же тоже искусство, Эрик.
Снова тишина. На этот раз недолгая.
— Покажешь мне свои картины?
— Угу.
Улыбаюсь, потому что осознаю, что этот недоумок стал оттаивать. Просто так художники никому свои работы не показывают, стесняются, боятся сильной критики, такой почести, как демонстрация холстов, достойны лишь избранные. И я, кажется, вошел в их число.
Мы еще долго стояли на балконе, вглядываясь в ночные улицы жилого района, вдыхая воздух, который принес ветер с моря, долго смотрели в черное небо, на котором кое-где появлялись маленькие тусклые точки-звезды.
Так могло бы длиться до утра, ведь я спать не хотел, а Рикки, кажись, не намеревался, хоть и иногда стоял, позевывал. Краем глаза я заметил, что в соседнем доме горит свет на втором этаже, в спальне, естественно, к тому же, никто не умудрился задернуть шторы, так что развлекающуюся по полной молодую парочку я увидел сразу и быстро отвел взгляд, стараясь не обращать внимания, хоть и назойливые, приглушенные расстоянием охи-вздохи доносились до моих ушей. Кузен заметил мой взгляд и гаденько усмехнулся, но не в мой адрес:
— Да-да, эти молодожены не дают никому покоя, трахаются, как сумасшедшие. Почему еще девка эта не расплодилась, как крольчиха.
Я сглотнул.
— И долго они так?
— С тех пор, как переехали, — Рикки стал словоохотливей. – Они что там, порнуху каждый раз снимают?
Я пожал плечами и передернулся. Холодный воздух беспощадно морозил, заставляя кожу стать гусиной. Захотелось скорей в дом, выпить горячего чаю и почитать какую-нибудь книженцию. Эрик еще раз зевнул и поплелся на выход.
— Стоп, а картины?
— Ночью? Сдурел, ценитель искусства?
— Ну а когда ж еще, кроме как ночью-то? Обещаю, не задержусь долго в твоей опочивальне и не оскверню ее своим присутствием.
— Ой, Рей, не надо только твоего фирменного ехидства.
Вот так мы и пошли к нему в комнату. Заходя туда, я ожидал увидеть все, что угодно, но только не опрятную каморку. На стенах не было ни постеров, ни полотен, были лишь свеженькие обои. В углу, у окна, стоял планшет а на нем красовался незаконченный шедевр. На прикроватной тумбочке лежала палитра с красками, кисточки и банка с мутной водой, там же валялся карандаш и изрядно потрепанный ластик. На кровати небрежно раскинулись журналы, комод с вещами стоял почти у двери, так же как и стол с тихо работающим ноутбуком. На столе обнаружилась кружка недопитого кофе, тарелка с крошками от торта, судя запаху и остаткам арахиса, медового с орехами. Рикки подошел к кровати, встал на четвереньки, шаря под ней рукой. Послышалось шуршание и через несколько секунд на полу лежали картины с пейзажами, натюрмортами, людьми. Меня особенно привлекло изображение ночной улицы одного здешнего развлекательного квартала: все сверкало китайскими фонариками, пестрило огоньками, вывесками. Мазки нанесены немного нечетко, но сделано так было специально, чтобы запечатлеть все в неком движении, это я понял сразу. Все было написано настолько живо, что, казалось, вот-вот зашумит проезжающая машина, закричит какой-то пузатый китаец на свору собак. Следующей картиной был пейзаж заднего дворика. Зеленая, сочная трава, блестевшая на солнце, качели, покрашенные в красный, синий и желтый цвета, зеленый шланг, свернувшийся змейкой и… и Грегори, в кепке, в шлепанцах, без майки, приветливо улыбающийся и машущий рукой.
Рикки предпринял попытку быстро выхватить у меня холст, но тщетно. Я крепко держал, смотря на изображение, настолько любовно выписанное каждым мазком кисти.
— Отдай, — голос зазвенел детской обидой и стыдом.
— Почему ты это ему не покажешь?
— Отдай, сказал! – подчинился беспрепятственно, отчего он удивленно посмотрел на меня.
— Так почему?
— Закрыли тему, Пенбер, — властно сказал он, отворачиваясь, чтоб я не видел его румянца, но поздно.
Со вздохом я начал рассматривать следующие картины. Вот тетушка Молли стоит у плиты, кашеварит что-то в фартуке в горошек, в прихватке-варежке. Ее рыжие волосы волнами рассыпались по плечам, блестя на утреннем солнышке, протягивающего свои лучи из окошка. Следующую картину Эрик изучить мне не дал вообще, просто отобрал и засунул под кровать. Увидев последующую, я подавился слюной. Знаменитая витрина булочной в Италии! Она самая! За стеклом громоздились свежевыпеченные буханки хлеба с золотистыми боками, обсыпанные кунжутом, округлые булочки с разными начинками от кураги до повидла, пончики в глазури, калачи, батоны.
Желудок незамедлительно заурчал, рассмешив Эрика.
— Что ты ржешь? Написал такую вкуснотищу и глумится! – возмущенно фыркнул я, отдавая холст хозяину.
— Да просто ты не первый, кто так реагирует на все эти многокалорийные, между прочим, булки, — гордо вздернув подбородок, ответил кузен.
— Если у тебя такие замечательные картины, то почему ты их не продашь кому-нибудь? Сможешь уехать из родительского дома, купишь квартиру.
— Нет.
— Почему?
— Ты знаешь, отчего приходит вдохновение, Рей? – спокойно спросил он, разглядывая мое лицо.
— Ну… эмоции…
— Правильно. Если я уеду, у меня уже никогда не будет этих самый двигателей вдохновения. То, что заставляет меня творить - здесь, и нигде больше. Здесь – Исток, начало, откуда я все черпаю, здесь есть то, что радует мои глаза, мое сердце, мою душу, понимаешь? Нет? Теперь ясно, почему твои романы так хреново продаются.
— Не начинай издеваться, Рикки, — проворчал я.
— Я и не начинаю. Я говорю тебе правду. Впрочем, ты сам поймешь, когда встретишь настоящий источник своего вдохновения.
Глава 5.
Когда тетушка, встав рано утром и явно намереваясь начать готовить завтрак на всех нас, застала у плиты меня, то еще очень долго причитала и протестовала, мол, не надо, ты же не выспался, а еще и готовишь. Но я-то отлично выспался и хотел сделать хоть что-то, чтобы не жить тут на халяву (это только в детстве, друзья, можно отделаться от совести простым мытьем посуды). Вот что-что, а готовить я наумелся еще в общаге, когда продуктов было минимум, а жрать, простите, надо было, и приходилось соображать что-нибудь. Да и потом жизнь заставила, живешь-то один, гувернантки нет, а большая книга с рецептами на полочке. Учитывая нескромный запас провианта в холодильнике тети, можно было приготовить все: от простой яичницы с беконом до блинчиков с вареньем и гуся с яблоками. Но гуся запекать я еще не пробовал, да и нужды не было, я ограничился солидной порцией блинчиков с начинками. На запах еды потянулись Рикки и дядя Фред с котом, как ни странно. Пока дядя зевал и хлопал себя по животу, Эрик прошел в гостиную и удивился, увидев там тетушку Молли. Конечно же, он ожидал, что его мама сейчас на кухне.
- А кто готовит? – видимо, говорить «доброе утро» кузен был не в силах – мозги с утра плохо соображали, особенно после почти бессонной ночи.
- Рей, - недовольно сказала тетя, завернувшись в клетчатый плед и спрятав ноги в тапочки, чтоб теплее было.
- Ой да надо же, - Рикки, конечно, не упустил момент поиздеваться, - небось, жизнь заставила женскими делишками заниматься.
- Ой да надо же, что я слышу. Если ты не голодный, я с удовольствием скормлю твою порцию коту, - фыркнул я, появившись в дверном проеме и кинув в Эрика скомканный фартук. Вышеупомянутый кот довольно муркнул и облизался.
- Кстати, прошу к столу.
Пока тетушка расхваливала мою, как она сама выразилась, стряпню, Рикки недовольно молчал, но блинчики все же уплетал за обе щеки, как хомяк, и даже не постыдился попросить добавки. Дядя Фред тоже сначала возмущался, что я вставал в такую рань чтобы их накормить, но потом успокоился и чуть ли не вылизал тарелку. Коту перепал упавший блинчик с мясом, который тот съел не отходя от кассы, так сказать.
Эрик, кстати, хоть и разоткровенничался ночью, но виду подавать не стал, гордый слишком, на людях никогда настоящего отношения к чьей-нибудь персоне не покажет. Так что удивляться тому, что он вел себя как ни в чем не бывало не стоило. А обижаться на его издевки тем более.
Сегодня мне предстояли встреча с издательством и небольшая прогулка по окрестностям. А что дома-то сидеть? На улице вполне тепло, но не жарко, небо голубое, пляж открыт… так, нет, об этом не думать. Лучше пройтись по здешним книжным и прочим магазинчикам, а еще можно будет прогуляться в парк Денни. А если так, то фотоаппарат с собой надо взять обязательно. Нет, сначала работа, а потом все остальное.
Итак, я направился в редакцию. Улицы Сиэтла разительно отличались от Ломбард-стрит тем, что были более оживленные и, о да, не такими извилистыми, хотя пробки тоже были, но доехать пусть даже на автобусе, допустим, на 8-ую авеню значительно проще, чем добраться от одного конца Ломбард-стрит до другого. Я привык ходить в большинстве случаев пешком, если, конечно, я не собирался в ближайший городок, а это было редкостью. Так что сейчас я сидел в автобусе и смотрел на мелькающие машины, вывески, людей. Пока мы стояли на светофоре, я заметил, что здание кинотеатра украшает новая афиша умопомрачительного размера, на которой красуется Том Круз. Так же там было написано о премьере фильма с ним в главной роли. Меня передернуло. Терпеть не могу этого мелкого пафосного мужика с кучей комплексов, а вот сестра пускает по нему слюни с самого детства. Вот никакого чувства вкуса, ей богу! То ли дело Джекман. Я комиксами о Росомахе зачитывался, а когда узнал, что наш Голливуд собирается экранизировать их, сначала подумал, кто же возьмется за роль Логана, но когда на экране в темноте увидел Джекмана, то чуть ли не взвизгнул от восторга. Ну что вы хотите, ребенок есть ребенок. Но на картину «Люди Икс» я запал бесповоротно. Даже Джейн пытался подсадить, но неудачно. Она до сих пор обзывает марвеловские комиксы пустышкой, и мы иногда ругались, когда выбирали, какой фильм посмотреть, и спорили до посинения, пока отец не стукал рукой по столу и не ставил что-то нейтральное. Я невольно улыбнулся своим мыслям, но тут обнаружил, что проворонил свою остановку. Пулей подлетев к дверям, которые вот-вот собирались закрыться, я выбежал из автобуса и быстро пошел обратно, ворча сам на себя за невнимательность.
Здание редакции оказалось небольшим, но очень красивым и вместительным. Хотя коридорчики были довольно-таки узкие, там умещались пуфики у дверей, и спокойно могла проехать коляска. Найдя дверь с табличкой «Главный редактор», я постучал и открыл дверь. Кабинет был небольших размеров, выкрашенный в приятный голубой цвет, мебель была сплошь белая, даже стол и кресла, да что там, даже органайзер был белым. Надо же, какой фанатизм. Оглядевшись, я не обнаружил в помещении никого, но, как только я попытался сесть в кресло, дабы подождать, пока не кто-нибудь появится, кто-то громко чихнул. Я подпрыгнул от неожиданности, стал осматриваться и заметил, что дверца одного шкафа открыта и из него пытается выбраться женщина с коробкой в руках. И мне сразу вспомнилась Нарния с волшебным шкафом, ведь дети тоже забрались в него, когда играли в прятки.
- Извините, что предстаю в таком виде… - тишина. - Рей?
Отлично! Дожился! Главный редактор издательства – моя бывшая девушка! Да-да, та самая, что бросила меня. Мейлин Джефферсон.
- Так, нет, все, я ухожу, - я решительно поднялся с места, и направился к двери. Уже когда я ухватился за дверную ручку, Мейлин так же крепко схватила меня за руку, но я вырвался и вышел в коридор. Настырная мисс Джефферсон выскочила за мной.
- Реймент Джонатан Пенбер, а ну стоять! – теперь она пытается спародировать мою мать.
Превосходно, благодаря ней на нас теперь смотрит пол коридора!
- Я не буду печататься у того, кто бросил меня в самый тяжелый момент, - зло прошипел я и собирался уйти, но Мейлин крепко держала мою руку.
Нет, если я останусь, это будет такой позор. Я найду другое издательство и… Нет, это невежливо, тетя же так старалась. Стоп, откуда тетя знает Мейлин? А да, они же были на Рождество, и я их знакомил с ней. Таааак, теперь я, кажется, начинаю все понимать. Мейлин приехала сюда, чтобы найти работу, видимо, то предприятие все-таки обанкротилось, тетушка Молли ее встретила, и та рассказала ей все. Ух, добрая тетушкина душа! Она решила нас помирить. Не дождется.
- Рей, подожди, - пробует на мне свои грустные щенячьи глазки? – Сейчас не время для того, чтобы отказываться от помощи из-за прошлых обид. Я обещала миссис Уилсон помочь тебе с публикацией и помогу. Так что не упрямься и пошли обратно, в кабинет.
Мысленно дав себе подзатыльник, я все же направился следом за бывшей. О да, нам предстоял долгий и не очень приятный разговор.
- Итак, мистер Пенбер, - сказала она, когда я уселся в кресло и стал недовольно барабанить пальцами по подлокотнику, - мы согласны издать вашу книгу.
- Я это и так знал, - сердито буркнул я, - давай ближе к делу, - достав флешку с файлами, я небрежно бросил ее на стол. – Здесь все, что тебе нужно. Скажи сколько мне отдать денег и я пошел. И никаких «но», находиться в твоем обществе, Мейлин, мне не прельщает. Проверять книгу на грамотность нет смысла, ты сама знаешь, сколько я ее корректировал.
- А ты все такой же гордый, Рей, - хмыкнула Джефферсон и вставила флешку в USB-порт ноутбука. – Надеюсь, для тебя не составит труда подождать пять минут, пока все не скопируется.
Кажется, это самые долгие пять минут в моей жизни. Хоть и прошло чуть больше, чем три месяца, я все еще был обижен на Мейлин и не мог сейчас даже спокойно находиться с ней в одной комнате, не то что разговаривать. Все, что накопилось, рьяно рвалось наружу, и мне стоило большого труда сдержать «ураган» в себе.
- Кофе? – вежливо предложила она, пытаясь замять тишину.
- С ядом? Нет, спасибо.
- Рей!
- Что?
- Перестань.
Я раздраженно фыркнул (понабрался от Эрика за день), и стал рассматривать стеллажи с папками, книгами и прочим хламом. Глаза нашли на полке «Фингерсмит» и «Дневники Гувернантки: Новелла», отчего я поперхнулся, а потом стал смеяться, как идиот. Посмеявшись, я поймал на себе удивленный взгляд Мейлин.
- Ты читаешь лесбийские книжки, Мей? – ох как покраснела, как рак. Видимо, я поймал ее с поличным. А честно, то я не ожидал, что Джефферсон, приличная молодая девушка со всеми прелестями и обладающая завидным умом, станет читать книги этого направления. Но все же она просчиталась. Думаю, многие писатели, приходившие сюда публиковаться, видели книги, но постеснялись спросить, откуда они. Видимо, посчитали, что это издательство печатает и такие «шедевры» извращенных умов человечества.
- Ну и читаю, ну и что? – надула губки Мейлин, но потом что-то сообразила. – А ты откуда знаешь, что они лесбийские? Сам читаешь?
- Пфф, да больно надо. Я же писатель, забыла? Я слежу за рейтингами книг в Интернете, а эти две как раз выбились в лучшие в категории «книги об однополой любви», так что не пытайся поймать меня на этом грязном деле.
- Ишь, иголки выпустил, - проворчала она и глянула на монитор ноутбука. – Могу тебя поздравить, сейчас я посмотрю количество страниц и подсчитаю сумму.
- Четыреста пять, не парься.
- А шрифт?
- Конкретней, душенька. Если про файл, то тринадцать с половиной таймс. А в каком печатать, так тахома четырнадцатый. Обложку на ваше усмотрение. Интервал стандартный, единица, - не давая ей вставить слово, говорил я, подгоняя себя мыслью, что сейчас уйду отсюда и устрою себе отдых.
- Прытко, - заметила Мейлин и достала калькулятор, сверяясь с бумагами. – Пластиковая карта?
- Напомнить тебе номер счета? – в ответ фырканье.
- Напиши на бумаге и можешь быть свободен, - она протянула мне стикер и ручку.
Быстро начеркав номер, ведь я его выучил наизусть, прилепил клейкую бумажку мисс Джефферсон на протянутую ладонь и вышел в коридор, но вспомнив, что забыл ей сказать, открыл дверь и просунул туда голову.
- И да, возьмешь с меня хоть на цент больше, чем положено, я тебя засужу, поняла?
- Скупердяй!
Дальнейших ругательств в свой адрес я уже не слышал, так как шел прочь отсюда, насвистывая под нос незатейливый мотивчик песенки про ковбоя и Сюзанну. Настроение поднималось, потому что я задел бывшую за живое. Когда она жила у меня, то нам приходилось делить деньги, и она пользовалась тем, что я ее любил, и немного брала себе на карманные расходы. Сама Мейлин тогда работала, но получала гроши, а я, недосчитываясь нескольких сотен долларов, успокаивал себя тем, что она моя девушка.
Пока я сидел в кафе, пил кофе, от которого «любезно» отказался в офисе Мейлин, и дожидался своего пирожного, какие-то двое парней заняли столик на двоих в углу у окна. Сначала я подумал, что у них деловая встреча, но то, что один стал украдкой поглаживать колено другого, заставило меня сразу оставить свое предположение и уткнуться носом в кружку. Не будем мешать молодой паре развлекаться в общественных местах.
Мое пирожное принесли, как только кофе кончился. Что за дурацкий сервис? Но официантка, видимо, угадав то, что кофе кончится до того, как подоспеет десерт, несла на подносе и его. За это я решил оставить этой девчушке побольше чаевых, за смекалку. Пусть порадуется.
В книжном магазине я застрял часа на два, обходя все стеллажи с романами, энциклопедиями, детской литературой, комиксами… у отдела с последним-то я и застрял, вспомнил детство. Пытаясь дотянуться до приглянувшегося выпуска, что был на самой нижней полке в самом дальнем углу, я нащупал какую-то толстую книгу в мягком переплете. Вытащив ее оттуда, я стал разглядывать обложку. Все бы ничего, да пацан, нарисованный на ней меня удивил, хотя не столько он, сколько стиль рисования. Ааа, все, понял, это японские комиксы. Ну-ка, посмотрим, что там эти азиаты выдумали. Открыл эти комиксы, а на первой странице написано «Ай-яй-яй, ты что, хочешь начать читать мангу с конца? Открой с другой стороны».
- Фига предусмотрительные, еще и инструкцию написали, - вырвалось у меня, но я все же последовал совету. То, что я увидел, пролистывая эту самую мангу, ввергло меня в шок. Они рисуют порно-комиксы про голубых, твою ж мать! Причем никакой цензуры! И это еще кто-то читает? Господи, это ж самая настоящая камасутра во всех подробностях. Хоть бы написали предупреждение на обложке. А то какой-то «яой», фиг поймешь, что это и никакого R-18 большими буквами. Извращенцы.
Я быстро положил это рисованное пособие на место и побрел к отделу с романами, дабы посмотреть, действительно ли здесь есть мои книги.
Так ничего и не купив ни в книжном, ни в отделе с сувенирами, я направился в парк пешком. Ехать на автобусе не хотелось, да и тут довольно-таки близко, а от парка до дома тетушки рукой подать. Как только я добрался до парка, то нашел первую же свободную скамейку и сел, вальяжно вытянув ноги. Пусть запинаются, а я устал до чертиков. Потянувшись было за пачкой сигарет, я вспомнил, что оставил их на тумбочке в комнате. Громко чертыхнувшись, я подошел к первому попавшемуся прохожему, стоявшему ко мне спиной.
- Сигаретки не найдется? – окликнул я.
- Не курю, - знакомый голос. – И тебе не советую, Рей.
- О Грегори, - удивился я, когда он повернулся ко мне лицом и улыбнулся. – Не ожидал тебя здесь увидеть.
Домой мы пошли вместе, Грегори сказал, что оставил там сотовый, а ему должен позвонить другой работодатель. Оказывается, Вуд пашет еще на трех людей, которым приглянулась цена на услуги и качество работы. Кажется, он, после того, как сломал ногу, учился на дизайнера, а теперь стрижет кусты. Как же это называется…А, точно, дизайнер-флорист. Вот только много на этом не заработаешь, но Грегори повезло, и его наняла студия, правда, из другого города. Он узнал об этом только сегодня в обед, а сейчас два тридцать после полудня, и не знает, как сказать тетушке Молли об этом, ведь они пользовались его услугами больше года.
- Рей, дорогой, мы заждались! О, так с тобой Грегори, проходите-проходите, - с порога началось суетливое обслуживание, фирменное и немного надоедливое.
Телефон Вуд так и не нашел, но рассказать о переезде в связи с новой работой следовало. Я пихнул его локтем в бок, мол, давай, действуй.
- Миссис Уилсон?
- Что такое, Грегори? – спросила тетушка, не отрываясь от мытья посуды.
- В общем… мне предложили работу…
- Так это же просто замечательно! – обрадовалась она и лучезарно улыбнулась.
- Нет-нет, работу в другом городе, - звон разбитой тарелки, тетушка охнула.
- Ооо, как жаль, что тебе придется переехать. Но работа-то хорошая? Денег на жизнь хватит? – сразу видно, что она сильно огорчилась.
- Да-да, зарплата стабильная. Я уже ищу покупателя на свою квартиру, я думаю, что вы не упустите момент и купите ее у меня для Эрика.
- А когда ты планируешь уезжать, дорогой?
- Недельки через две, а пока поработаю, поднакоплю еще денег. В Сан-Франциско квартиры дорогие.
Что? В Сан-Франциско? А разве у нас есть дизайн-студия, специализирующаяся на флористике?
Вдруг я услышал топот ног по лестнице, а когда посмотрел, кто там, то увидел спину Рикки, который быстро удалялся в свою комнату, очень громко, почти истерично хлопнув дверью. Я присвистнул, потом посмотрел на Грега.
- Эрик, - и он быстро сорвался с места и побежал наверх.
- Что? Что такое? – обеспокоено спросила тетя, но я успокоил ее и пошел следом за Вудом.
Дверь в комнату Эрика оказалась открытой.
- Эрик…
- Что?
- Ты плачешь.
- С чего это бы?
- С того, я же вижу. Я хотел сказать тебе помягче…
- Помягче?! Думаешь, такое можно как-нибудь сказать помягче?!
- Успокойся
- Не могу! Исчезни с глаз долой, из сердца вон!
- Эрик…
- Не держи меня за идиота! Думал, я не видел, как ты обрадовался, что он приедет, а?! Ты же знаешь, как мне тяжело, мог и скрыть свою радость немного! Что, других городов не было? Только Сан-Франциско? Поближе к нему, да? Зачем тебе вообще переезжать?!
- Эрик, тише…
- Да заткнись ты! Если ты уедешь, я не знаю, что я делать буду… мои картины, мое вдохновение, мое сердце…
А я понял… вдохновение. Вдохновение Эрика – любовь к Грегори. Безответная любовь…
Вопрос: Понравилось?
| 1. Да | 0 | (0%) | |
| 2. Нет | 1 | (100%) | |
| Всего: | 1 | ||
@темы: Бредятина, Ориджинал, Творчество