I'm a loser baby, so why don't you kill me?
Спасибо yaoilover за иллюстрации к двум главам 
Автор: Di Ren
Бета: Ellfella
Фэндом: Hetalia - Axis Powers
Персонажи: Франция|Канада, Англия и другие люди
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Ангст, Флафф, Драма, POV
Предупреждения: Нецензурная лексика, OOC
Размер: Мини, 18 страниц
Кол-во частей: 8
Статус: закончен
Описание:
Здесь должно быть интригующее описание фанфика, но я так писать не умею, так что просто прочитайте
Публикация на других ресурсах:
Спросите и пришлите ссылку
Примечания автора:
Жутчайший ООС Франции. Извините, Химаруя-сан, но так надо.
читать дальше1530-1540 года н.э.
Первый день экспедиции Жака Картье на островах нынешней Канады.
Ха-ха! Этот чертов Англия опоздал и профукал возможность отправиться на неизведанную часть континента, а я – первый, первый! – приехал сюда с месье Картье. Здесь неописуемо красиво, не так, как в ухоженных садах Короля, а по-дикому красиво. Необузданная человеком природа создала свой уникальный ландшафт, на который хочется любоваться с самого рассвета до заката, среду, которую хочется рисовать, ее можно сравнить с дикаркой, сверкающей почти обнаженным прекрасным телом, босиком пробирающейся сквозь огромные заросли растений, воинственной и жесткой, с колчаном стрел за спиной и луком, который держат длинные, тонкие руки с аккуратными пальчиками. Дикарка с опаской выглядывает из-за деревьев, блестят ее черные, глубокие глаза, она боится. Боится вмешательства таких чужеземцев, как мы, которые могут поработить и разрушить ее дом, ее лес, ее привычный образ жизни. Женщина может собрать свое племя и дать пришельцам отпор, а природа таит в себе неизвестные болезни, от коих могут умереть мои люди, звери, что учуют опасность и выпрыгнут из чащи, растерзав экипаж. Но если эта дикарка не побоится, когда мы предложим им сотрудничество, то наша экспедиция пройдет весьма успешно. И капризы природы обойдут нас стороной.
Как же я горжусь своим талантом к красноречию! Оно мне обязательно поможет, потому что у вождя племени непременно будет дочь, которую я смогу, нет, которую я покорю, и она уговорит отца пойти на сделку. А иначе и быть не может, так ведь?
Третий день экспедиции на острове.
О боже, это полный провал! На этом забытом Богом клочке земли нет прекрасной дикарки. Нет даже признаков индейцев, или как их там называют, не знаю. Зато полно мошек и птиц, которых матросы не могут поймать! Или это птицы слишком умные, либо члены команды тупые, как пень, и кроме грубой физической силы у них ничего нет. Здесь собачий холод, одежда совсем не согревает, а костер вообще быстро гаснет и не успевает как следует отогреть воздух около наспех сооруженных из листьев и ветвей подобий домишек. Опять же возникает вопрос о криворукости матросов. И не только в отношении костра, но и в плане строительства шалашей.
Мы с Жаком решили завтра отправиться в глубь тропиков с небольшим эскортом, дабы изучить флору и фауну вблизи временного лагеря, чтобы принять меры охраны, если обнаружиться опасность нападения хищников. Что ж, коли Король отправил меня сюда, я должен поучаствовать во всем самом интересном и предоставить по возвращении полный и содержательный отчет о деятельности экспедиции.
Четвертый день экспедиции на острове.
Увиденное сегодня меня поразило. Я был ранен суровостью жизни в самое сердце.
Я, месье Жак и пара моряков с ученым пробрались в чащобу тропиков, дабы первыми изучить этот край. Пока матросы раскладывали на своеобразной поляне среди зарослей содержимое сундуков, на взятие которых повлияли месье Картье и месье де Ляфэ, я решил совершить небольшой обход местности. Конечно же, уходить далеко от привала я не собирался, потому что, признаю, еще не успел сориентироваться здесь, но так увлекся, что, казалось бы, безнадежно потерялся. Но я не поддался панике, а с присущим мне спокойствием принялся осматривать все вокруг, силясь найти хоть какой-нибудь знакомый элемент пейзажа. Прометавшись в поисках минут десять, я уловил шелест высокой травы и листьев папоротника и замер на месте, краем глаза наблюдая за кустами, где только что кто-то или что-то шевелилось. Когда ноги стали затекать, я на свой страх и риск двинулся заросли. Поначалу я думал, что это дикий зверь, который проголодался и решил перекусить мной, хотя это также могли быть и притаившиеся местные жители. Но я никак не ожидал, что там будет ребенок. Обыкновенный белокожий ребенок лет пяти в одной грязной набедренной повязке, прятавшийся за толстым стволом дерева, высовывая только голову, чтобы взглянуть на меня и тут же спрятаться обратно. Я попытался заговорить с ним, однако ребенок не понимал ничего по-французски, поэтому мне пришлось вспоминать уроки английского. Этот язык понадобился мне на переговорах с англоязычными странами, он такой резкий и неприятный на слух, так что я через силу освоил элементарные вещи. На очередной вопрос о том, как его имя, мальчик что-то невнятно пробормотал и попятился назад. Я протянул к нему руку в попытке остановить, чем еще больше напугал малыша, и он скрылся. Я был настолько поражен, что вопросы типа "как здесь выжил такой маленький ребенок?" посетили мою голову только после ухода малыша. Для себя я четко решил, что заберу этого ребенка, когда еще раз его встречу. Малышу пяти лет не должно жить на необитаемом острове. Если он - страна, я возьму его под опеку.
Восьмой день экспедиции на острове.
Предыдущие три дня я потратил на разработку плана. Мне необходимо было подружиться с мальчиком, узнать, как он здесь оказался, как его зовут, кто он, в конце концов. Я не мог поверить, что обычный ребенок смог выжить в этом диком месте. Если бы кто и выжил, то только любимец Бога, но тогда от этого карапуза должны были шарахаться все звери, а еда появляться у него перед носом. Такое было невозможным, поэтому шанс на то, что ребенок являлся страной, был достаточно велик. Но с другой стороны, почему тогда он находился так далеко от большой земли? Или, может, этот остров одна маленькая страна? Такими вопросами я уморил сам себя. Поэтому на четвертый день раздумий решил отправиться к месту знакомства с этим таинственным в своем роде малышом. С сопровождающим, конечно же, иначе я мог снова... кхем. Снова потерять ориентиры. Хотя я понимал, что карапуз может испугаться здоровенного моряка, делать-то все равно нечего.
Прибыв на место, я первым делом достал из мешка веревку и привязал один конец к дереву, а другой - к руке, чтобы и не потеряться, и не спугнуть ребенка. Набрав в карманы блестящих камешков, ракушек и прочих безделушек, которые, по моему мнению, могли занять мальчика, я отправился на исследование местности в надежде обнаружить его и вступить в контакт.
Однако после продолжительных поисков я не нашел следов пребывания ребенка, и, вымотавшись так, что ныло все тело, сел на землю, утирая пот со лба рукавом. Как и в прошлый раз, кусты шевельнулись, и не раз. Я опрометчиво подумал, что это дитя, искомое мною так долго и изнурительно, и вместо того, чтобы уносить ноги, я пошел на звук. Раздвинув рукой большие листья, я увидел медвежонка. Да какого медвежонка? Белого! Самого настоящего белого медведя, что скалил на меня зубы и хрипел, протягивая ко мне когтистую лапу. Я отскочил от зверя, мельком подумав, откуда здесь медведи, тем более, белые. Если помчаться со всех ног, то это животное погонится за мной или нет? На раздумья не было времени, нужно было спасаться. Мало ли какая зараза попадет в рану с когтей медвежонка. Только я повернулся к зверю спиной, как запутался в веревке и упал на землю, больно ударившись подбородком. О дьявол, необходимо было срочно бежать, но я не мог, потому что дрыгал конечностями в бесполезных попытках освободиться, чем еще больше обездвиживал себя. Судя по хрипению, медведь приближался ко мне. Я попытался закричать, но голос исчез, пропал, как бывает в моменты сильного волнения. Оставалось только молить Господа о спасении, что я и делал, когда почувствовал на щеке влажный и теплый язык. Открыв один глаз, я увидел, что медведь вовсе не собирается растерзать меня на части, по крайней мере, пока что, а усердно вылизывает мое лицо. Нервно засмеявшись, я посмотрел в глаза-бусинки животного. Теперь только бы освободиться от веревки.
- Вы ему понравились, - раздалось неподалеку от меня, хотя и совсем тихо, но неожиданно, как гром среди ясного неба. Я чуть было не подпрыгнул на месте, даже в положении лежа.
- Если я разрежу веревки, вы не сделаете ничего плохого мне и Кумакичи?
- Нет, что ты! Если ты мне поможешь, то я дам тебе кое-что интересное и поглажу медведя, а если захочешь, стану твоим другом, - я старался говорить как можно ласковей и доброжелательней, потому что, наконец-то, нашел мальчика. Нельзя упускать такой шанс сблизиться с ним. Похоже, малыш понял, что я не его враг, потому что веревка была разрезана ножом из кости, который уверенно держали детские пухлые ручки. Сев на траву, я полез в карман за камешками, и в следующий момент мальчик удивленно таращился на диковинки, переливающиеся на солнце.
- Возьми, это твое, - малыш сначала неуверенно, а потом быстро, по-воровски забрал один самый красивый камешек. Я невольно улыбнулся, глядя на то, как он катает подарок на ладошке.
- А как тебя зовут? - мальчик подскочил, как ошпаренный, и спрятался за медвежонка. - Не бойся, скажи мне свое имя, - мягко настаивал я, надеясь на то, что он не скроется в лесу, как в прошлый раз. Карапуз снова что-то пролепетал, так тихо и невнятно, что я переспросил:
- Кто?
- Ви-ви-винландия, меня так дяди с севера назвали. Ви-викинги, - странное имя какое-то. Викинги... О боже, похоже, он действительно страна! Радости моей не было предела, но я усиленно сдерживал ее, чтобы не оттолкнуть малыша.
- А человеческое имя у тебя какое?
- Мэттью... Ви...Уилю... - с фамилией были не лады. Для пятилетнего ребенка его фамилию было сложно выговорить.
- Маттьё, значит, - я снова довольно улыбнулся.
Десятый день экспедиции на острове.
Мальчик, похоже, начал привыкать к моему обществу. Сегодня, когда я совершал прогулку, он осторожно высунулся из кустов и тихо поздоровался, робко улыбнувшись. Малыш все еще ходил в этой тряпке на бедрах и босиком, я не мог смотреть, как это прелестное создание калечит себя и мерзнет по ночам, мокнет под проливными дождями, которые здесь нередки, а иногда даже пробрасывает снег. Когда я представляю себе, как дитя прячется от пронизывающего холода и ледяной стены дождя под широкими листьями деревьев и дрожит, мое сердце больно сжимается и обливается кровавыми слезами. Посему я и отдал Маттьё теплое покрывало из овчины, а когда он непонимающе посмотрел на меня, я объяснил ему, что этим можно укрыться от непогоды и быть в тепле. Малыш благодарно кивнул и понес свое новоприобретенное сокровище куда-то вглубь леса, а потом вернулся, дернул меня за рукав, заставляя сесть на корточки. У Маттьё было очень серьезное личико, он что-то прятал в руках за спиной.
- Закрой глаза, - мальчик всегда говорил тихо, иногда неразборчиво, поэтому приходилось вслушиваться. Я закрыл глаза, стараясь не улыбаться, пока мальчуган что-то делал. На его шее на тонкой нитке висел клык. Как у маленького Маттьё оказался клык животного? Он же не мог убить? Может, это клык того медвежонка? Или карапуз нашел это? В любом случае, мальчик, кажется, отдал мне своеобразный оберег. Значит, он так отплатил мне за помощь. От этой мысли мне захотелось потрепать малыша по волосам пшеничного цвета, таким же, как у меня самого. Но я пока что боялся такими действиями вызвать у Маттьё замешательство и испуг. Он должен привыкать к новому отношению постепенно, ненавязчиво. Через пару дней я принесу ему одежду. И хотя бы тряпочную, но обувь. Нельзя такому малышу с хрупким здоровьем ходить почти голышом. А потом... потом я возьму его с собой, в город, в Париж, к себе домой. Я скажу месье Жаку, чтобы он объявил эти земли нашими. Все формальности я решу, я уверен, Король будет только рад новому приобретению.
Пятнадцатый день экспедиции на острове.
Последний день в этих землях. Последний день экспедиции. Последний день остался для того, чтобы уговорить Маттьё поехать со мной. Он почему-то упрямится и отказывается, как бы я не пытался мягко склонить его к согласию. Я не хочу давить на малыша, но я не знаю, смогу ли вернуться сюда, будет ли у меня такой шанс. Я надеюсь на свою силу убеждения и на установившиеся между нами отношения. Может, я тороплюсь с выводами, но надеюсь, что мальчик увидел во мне друга, старшего, которому можно доверять, которого сложно забыть. Малыш Маттьё с самого нашего знакомства вызывал во мне теплые чувства, которые я доселе не испытывал ни к какому другому ребенку. Это маленькое создание не просит помощи, стойко выдерживает все, что ложится на его хрупкие плечи, но кажется таким запуганным, что хочется укутать его в плащ, закрыть от всего, окружить заботой, игрушками, книжками. Он – как прекрасный молодой цветок, распустившийся в диких, непригодных для жизни условиях.
- Маттьё! – мальчик уже не прятался в зарослях, хотя и стоял поблизости, чтобы в случае чего быстро скрыться в лесу. – Маттьё, подойди ко мне, малыш.
- Шаг-шаг-шаг… - сосредоточенно бормотал мальчуган, хмуря брови, стараясь не запутаться в ногах, потому что ходить в тряпочных башмаках было крайне неудобно и непривычно для него, так же, как и в наскоро сшитых брючках и теплой безрукавке. Это зрелище стоило того, чтобы отправиться черт знает куда. Я присел на корточки, протянул руки к карапузу, расплываясь в улыбке от этого умилительного процесса ходьбы. Сделав еще пару шагов, Маттьё потерял равновесие, запнувшись о камешек, и мальчик упал бы, если бы я вовремя не подхватил его на руки. На удивление, карапуз брыкаться не стал, а только смущенно осел в моих объятиях и пробормотал тихое «спасибо», заливаясь румянцем пухлых щечек. Тут же появилось неистовое желание затискать этого ребенка в порыве умиления, но я сдержался, поставил Маттьё на землю и улыбнулся:
- Будь осторожней и смотри под ноги, хорошо? – конечно, мой картавый английский оставлял желать лучшего даже после такой десятидневной практики, но французский малышу не давался совсем, так что пришлось отложить изучение моего наикрасивейшего в мире языка на потом.
В ответ мальчик коротко кивнул и на секунду засиял улыбкой, но тут же поник и шепотом спросил:
- Ты же уедешь, да? – черт возьми, как же мне хотелось сказать «нет», только бы не видеть эту грустную мордашку карапуза, но я не мог ни остаться, ни взять его с собой. Пока рано.
- Да, мой корабль отплывает завтра, - клянусь Богом, я заметил слезы в его голубых глазах! – Но я еще вернусь, обязательно. Ты будешь меня ждать, Маттьё? – он снова лишь кивнул и вытер кулачками слезы, а потом поднял голову и улыбнулся.
Сердце болезненно сжалось оттого, что мне придется ненадолго оставить это прекрасное создание на необитаемом острове, пусть даже и под защитой белого медвежонка, пусть даже я дам ему немного провианта... Мне так хотелось забрать его к себе, домой, в Париж, в тепло и уют роскошных домов, показать ему мир, цивилизацию, научить его всему, но нет, пока рано. Может, в следующий раз он согласится?..
1600-1610 года н.э.
Резиденция Короля французского.
- Ваше Величество! – пропел лакей, несясь по залу в покои Короля. – Ваше Величество! Извольте отрубить мне голову, если я посмел побеспокоить Вас по пустякам, но на наши земли высадились корабли английские!
- На какие еще наши земли? Выражайся точней или иди вон, - послышался ленивый ответ из почивальни.
- Новая Франция, Ваше Величество!
Даже предположить не могу, зачем меня выдернули к Королю в такую рань, я всю ночь играл в пасьянс с милейшими дамами и наслаждался вином, теперь моя хмельная голова хочет почивать на мягкой подушке в моем особняке, но нет же, с утра, как назло, прибыл один из лакеев, бесцеремонно вломился в мой дом, разбудил меня и доложил, что Его Императорское Величество желает видеть меня сию же секунду. Теперь я трясусь в душной карете, пытаясь на ходу привести себя в должный вид, чтобы не быть посмешищем перед Королем. Черт возьми, хоть бы дело, по которому меня так невежественно потащили в резиденцию, не оказалось пустячным.
- Франциск, ты должен что-то сделать! – истеричным тоном приказывал Король, лежащий в горячей ванне с лепестками роз. – Эти варвары, эти англичане, они хотят присвоить нашу землю! Немедленно, немедленно собирай экипаж и отправляйся в Канаду!
В Канаду?.. Новая Франция под угрозой?! О, Дева Мария, только не это!
- Франциск, Франциск, что у тебя с лицом? Ты тоже в ужасе от невоспитанности английских псов? Ох, я всецело могу понять, но, Пресвятая Мария, поторопись!
Отдав неуклюжий поклон и развернувшись на каблуках, я уверенным шагом направился к дверям, все мое сознание захватила тревога за малыша и ярость от того, что Англия снова отбирает у меня то, чем я дорожу. Ни за что, никогда я не отдам этому кретину-чаехлебу ни земли Канады, ни самого Маттьё!
Собрать команду в кратчайший срок оказалось удивительно легко; провиант, оружие, солдаты, моряки - все было готово, оставалось только доплыть до пункта назначения – до островов Новой Франции – и разобраться с нежданными гостями. Нужно было коротать время, но я не мог спокойно усидеть на месте, потому что ощущал, что, может, когда приеду, будет слишком поздно что-то предпринимать, и Маттьё останется в руках у этих чертовых англичан. Я ненавижу себя за такие мысли, мне хотелось бы оптимистично верить, что мы сможем все уладить, не начиная территориальную войну, но…
- Земля!
- Спустить якорь!
- Шлюпки на воду!
Острова Новой Франции.
То, что я увидел на острове, когда одним из первых снова ступил на эту землю, разожгло мою ярость настолько, я сжал зубы и кулаки – так, что костяшки побелели. Деревья были повалены, по земле разбросаны котелки, обрывки бумаги, высокие заросли травы примяты, царил хаос, а у берега были пришвартованы лодки, мерно покачивающиеся на волнах. Но людей, виновных в этом беспорядке, не было видно поблизости. Подняв один из котелков и обнаружив характерную надпись на дне, говорившую, что это действительно имущество английских цепных псов, я подумал, что чопорные чайные людишки не стали бы столь бестактно раскидываться своими вещами, поэтому, возможно, на них напали? Но кто? Дикий зверь?.. О, дьявол, этот белый медведь вполне мог напасть на лагерь, когда малышу Маттьё грозила опасность!
- Обыскать весь остров! Немедленно! – рявкнул я, выхватив оружие из рук одного из невнимательных солдат и первым, придерживая шляпу на голове, помчался в гущу леса.
Я не думал о том, что могу не найти ни английских вояк, ни Маттьё, ни даже этого большого белого медвежонка. Мне казалось, что должно произойти что-то, что подскажет мне нужное направление. И я не ошибся.
Когда ветки в очередной раз за время моего неистового бега со всей дури хлестнули меня по лицу, я услышал выстрел и застыл на месте, пытаясь определить, откуда он исходил. Через пару секунд послышалась череда громоподобных звуков и я, не теряя времени, побежал в ту сторону, откуда доносились выстрелы. Чаща расступалась, открывая поляну, залитую солнечным светом, на мгновение ослепившим меня. Я слышал рев медвежонка и крики солдат, а когда разлепил глаза, то понял, что к чему.
Белый медведь лежал на земле, а рядом с ним, сжимая окровавленную шерсть, сидел мальчуган, гневно сдвинув брови и буравя обидчиков слезящимися глазами. Три человека в форме полукольцом стояли в стороне, закрывая грудью от возможных нападок рычащего и раненного зверя своего главного. Он стоял ко мне спиной и отдавал приказы своим истеричным писклявым голосом:
- Да не стойте вы столбом, он уже мертвый, ведите ко мне мальчишку! Живо-живо! – один, видимо, самый смелый, осторожно подошел к зверю, пнул его для верности, но сразу же отскочил назад, услышав угрожающее рычание, обошел тушку в полуметре и схватил карапуза за руку. Тот начал вырываться и кричать. От этого пронзительного крика я вышел из охватившего меня ступора и приставил дуло мушкета к светловолосому затылку английского происхождения. Охрана подпрыгнула на месте от неожиданности и отошла назад, когда другой, пытавшийся сцапать малыша, закричал, что здесь есть враг.
- Прикажи своей шавке убрать свои грязные лапы от Маттьё, или я вышибу тебе мозги, - зло прошипел я, пытаясь унять дрожь.
- Франция? Какого черта ты творишь, идиот? – нервно хихикнул Артур и вздрогнул, когда я с силой ткнул в его затылок ружьем. – Тихо-тихо, не кипятись, не нервничай…
- Не заговаривай мне зубы, - и, обращаясь уже к оцепеневшим солдатам: – Эй вы, отойдите-ка от мальчика и его медвежонка, если не хотите лишиться этого звезданутого.
Люди переглянулись и в страхе отошли подальше.
- И что ты дальше делать-то собрался? Зачем тебе этот мальчишка? – в ответ я толкнул Англию ботинком в спину, повалив его на землю, подождал, пока он повернется ко мне лицом, и приставил мушкет в его груди.
- Я нашел этот остров первым, это моя земля, это мой малыш, а ты вторгнулся на нашу территорию без разрешения и вероломно разгромил здесь все, запугал Маттьё…
- Да этот зверь мог ребенка убить, он первым на нас напал! – взвизгнул Киркланд.
- Медведь защищал это прелестное создание от вас, варвары! – и в подтверждение моих слов зверь снова зарычал.
- Надо же, ты такой мужественный, когда речь заходит о твоей собственности, - съязвил Англия и приподнялся на локтях. – А как война, так бежишь, поджав хвост и…
Я спустил курок, и раздался выстрел.
- Ты меня чуть не убил, кретин! – завизжал испуганный до чертиков Киркланд и отполз от меня на пару метров. Пуля вошла в землю рядом с моим вечным противником, поцарапав его щеку.
- Убирайся отсюда или следующая пуля пробьет тебе череп. Убирайся!
- Ну, погоди, Бонфуа, - прошипел Англия, вытирая рукавом кровь с лица. – Пойдемте отсюда, это его земля, - презрительно фыркнув напоследок, он и трое его тупых подчиненных скрылись в лесу.
Выронив мушкет из дрожащих ослабших рук, я осел на землю и облегченно вздохнул. Не думал, что ярость охватит меня настолько, что я снова смогу спокойно держать оружие в руках. Но ничего, главное, что Маттьё теперь в безопасности. Сейчас на шум прибежит моя команда, и…
Медвежонок снова издал рык, но уже не такой громкий и угрожающий, а более жалобный. Я подполз к тушке и осторожно перевернул зверя, чтобы не причинить ему лишнюю боль и не вызвать сильное кровотечение. Я также аккуратно нащупал раны, их было всего две: одна пуля лишь оставила царапину на лапе, а вторая застряла в груди, но, скорее всего, не прошла сквозь слой жира и не задела жизненно важные органы. Вытерев руки об плащ, я потянулся к застывшему Маттьё, чтобы легонько потормошить его за плечо.
- Эй, все уже нормально, я прогнал этих людей.
- А Кумакичи?
- Он поправится, обещаю. Видишь, я же вернулся, как и обещал, значит, и медвежонок твой вылечится, ну, не плачь, малыш.
После недолгих уговоров Маттьё согласился плыть со мной в Париж, и я был несказанно счастлив, что это прелестное создание будет воспитываться в лучших условиях. Теперь-то я смогу в полной мере защитить его от всех напастей. И никакой чертов Артур не помешает его счастливой жизни.
Не могу забыть то, как он крепко держался за мою руку, боясь отпустить и потеряться на шумных улицах Парижа, как его щечки заливал румянец, когда какая-нибудь дама останавливалась и спрашивала, что это за чудный малыш, как Маттьё от удивления открывал рот, разглядывая проносящиеся мимо здания, когда мы ехали в карете, и как он сразу же уснул у меня на руках, не дождавшись, пока мы доедем до особняка. Оставив мальчугана на попечение слуг, я уединился в кабинете, садясь за перо и бумагу, дабы написать прошение о встрече с Королем для предоставления ему отчета о произошедших событиях. Но это завтра, а сейчас – горячая ванна и отдых после долгого и утомительного путешествия.
1630-1740 гг. н.э.
Маттьё прилежный и послушный, умненький и милый, когда во сне крепко обнимает белого медвежонка Кумадзиро, у него очаровательная улыбка и звонкий смех, он никогда не заплачет по пустякам, даже когда по своей природной неуклюжести запнется на ровном месте и поцарапает коленку до крови, он немного стеснительный при посторонних, но вежливый и не пытается спрятаться за меня, когда видит незнакомцев. Он смешно морщит носик, когда неудобная и еще не совсем привычная одежда жмет или давит, но терпит, если это действительно необходимо. Маттьё ничего не просит, кроме как почитать вместе на ночь какую-нибудь книжку, он любит завязывать мне волосы лентой и делает это с усердием, высовывая от старания кончик языка сквозь сжатые губы. Его пушистые пшеничного цвета волосы постоянно лезут в глаза, и он так мило заправляет их за уши, снова и снова. Он пытается повторять за мной некоторые фразы на французском, услышанные в те моменты, когда я разговариваю со слугами или дамами, иногда Маттьё говорит заученную фразу и спрашивает, что она значит, иногда эти фразы имеют перевод, не предназначенный для детских ушей, и я отчаянно краснею, стараясь увильнуть от ответа, что не всегда получается.
- Скажи, - мальчик потянул меня за рукав, заставляя сесть обратно на кровать, - может, мне нужно называть тебя… папой?
Я был удивлен и смущен настолько, что с минуту разглядывал залившегося румянцем и полусонного Маттьё, и только потом сообразил, что следует что-то ответить. Я был тронут до глубины души.
- Если тебе так хочется, то я совсем не против, mon chere, - видя, как он светится от счастья, я сам расплылся в улыбке и погладил мальчика по голове, а тот закутался в простыню и закрыл глаза, устраиваясь поудобнее. – Спокойной ночи, Маттьё.
Потушив свечи, я направился к двери, как услышал тихий шепот: «Спокойной ночи, папа».
И снова прилив нежных чувств захватил мое сердце, заставляя ласково улыбнуться спящему мальчику и покинуть комнату.
Когда утром Маттьё в ночной сорочке прибежал ко мне в комнату, топая ножками по мягкому ковру, я только-только вырвался из сна и пребывал в легкой дреме. Солнце слепило, пробиваясь сквозь неплотно задернутые шторы. Я чувствовал, что на кровать кто-то пытается залезть, но не обратил на это внимания, продолжая наслаждаться остатками сновидений.
- Papa! Papa!
- Qu'est ce que c'est, mon chère? – лениво ответил я, все еще не различая границу дремы и реальности.
- Le matin, papa!
«Какой хороший у Маттьё французский», - пронеслось у меня в голове, и только тогда я смог окончательно проснуться и осознать, что малыш сейчас сидит на моей кровати и улыбается, что он разбудил меня и прелестно разговаривал на французском! Радости моей не было предела.
После завтрака у меня были кое-какие дела в городе, не столь важные, сколь обыденные. Я предложил Маттьё отправиться со мной, на что он ответил мне согласием и побежал одеваться. Я невольно вспомнил утреннее пробуждение и подумал, что следует пригласить учителя на дом, чтобы обучить Маттьё наукам.
По будням после полудня к нам заходил месье Пуаре и четыре часа уделял учению Маттьё. Иной раз, проходя мимо комнаты, которую они занимали под обучение, я слышал, как прилежно малыш осваивает все, что дает ему учитель, нисколько не капризничая. Да и сам Пуаре никогда не жаловался на неусидчивость моего воспитанника. Все было замечательно.
В последнее время и прихожу домой только для того, чтобы рухнуть без сил на кровать и уснуть до утра, а потом быть выдернутым очередным лакеем с поручением от Короля. Когда я ухожу, то вижу грустные голубые глаза Маттьё, и сердце мое сжимается от того, что я все меньше уделяю малышу внимание. Каждый раз, возвращаясь глубокой ночью в холодной карете, я обещаю себе, что выходные полностью посвящу мальчику, но следующим утром снова уезжаю и не прихожу до ночи. Совсем недавно я не был в особняке чуть ли не две недели, ездил на переговоры. На мировой арене что-то грядет. Затишье перед бурей – вот как я бы это назвал.
_______________
Папа! Папа!
Что такое, mon chere?
Утро, папа!
1754-1755 гг. н.э. Колониальное противостояние.
С каждым днем англичане становятся наглее, оттесняя наши войска от колоний в Северной Америке. Они заручились поддержкой индейцев, и теперь нас сжимают в кольцо, гонят в тропики и убивают по одному, устаивают засады, натравливают на нас диких зверей, пытаясь сломить воинский дух, запятнать честь, но мы даем отпор, стоим из последних сил, чтобы не позволить Англии занять наши земли и пролить еще больше крови…
Кто бы мог подумать, что чаехлебишка Артур нападет исподтишка на наши поселения в Канаде. Вот так просто превратить споры за территорию в вооруженный конфликт! О Дева Мария, это же бесчестно! Еще и племена индейцев подкупил, ass ruse! Ему так нужны мои колонии? Ему так охота насолить мне, отобрав все до франка? Du diable! Ладно этот лис, черт его возьми, а Испания! У него и так земель хватает, но нет же, ему Новый Свет приглянулся! Если на территории Канады разразится война, малышу будет невыносимо плохо от раздоров и кровопролития. Этого нельзя допустить, ни в коем случае.
Нервное хождение взад-вперед по кабинету не приносило мне ни капли успокоения, даже наоборот, раззадоривало тревогу. Людей не хватает, склады с оружием давно запылились, куда смотрит этот Людовик, diable! Как же не достает здесь твердой руки Жанны Д’Арк, чтоб привести все в порядок и отвязаться от надоедливых англичан.
- Месье Бонфуа, месье Бонфуа, к вам лакей от Его Величества!
- Франциск, к нам прибыл посол из Великобритании, я хочу, чтобы ты присутствовал при переговорах.
Никогда не думал, что когда-нибудь у меня так зачешутся руки от рьяного желания начистить послу морду и отправить восвояси. Стараясь сохранять бесстрастное выражение лица, я стоял по правую руку от трона Людовика и внимательно слушал, как тощий хмырь английского происхождения сухим тоном читал с бумаги ультиматум от своего короля.
- Итак, посему, Его Величество Георг II, Король английский, дабы прекратить кровопролития, просит отдать ему часть колоний французских, а именно: острова Карибского моря и Канаду. В противном случае развернется территориальная война, - отчеканил посол и поклонился, вручив суетливому слуге свиток для ознакомления на подлинность документа.
После того, как Людовик лениво пробежал глазами по документу, я немедля стал вчитываться сам, силясь собрать мысли воедино и лихорадочно соображая, что же делать дальше.
- Ваше Величество, - двери в залу распахнулись и, отбивая шаг каблуками, зашел Артур, на ходу снимая шляпу и учтиво кланяясь, - мой король отнюдь не враг вам, он никак не хотел развязывать войну, наоборот, как видите, Ваше Величество, он пытается всеми способами решить эту проблему мирным путем и…
- Наглая ложь, Ваше Величество! – не выдержал я, срываясь с места и буравя тяжелым взглядом ненавистного Киркланда. – Этот педант и его король держат на нас зло за ухват лучших территорий, когда они пили полуденный чай и обсуждали игру в гольф. Как Вы помните, Ваше Величество, в 1610 году корабли Великобританского флота высадились на островах Новой Франции с целью…
- С целью провести мирные переговоры и войти в контакт, дабы разделить земли по чести, Ваше Величество. Но тогда ваши войска прогнали нас под дулом мушкета, - гадко усмехнулся Артур, понимая, что сейчас задел меня за живое.
- Вы напали на местное население, ранили животное и запугали Канаду, варвары, - почти прорычал я, намереваясь схватить наглеца за грудки и вышвырнуть из зала подобру-поздорову.
- Прекратить! Немедленно прекратите грызться, как дворовые псы, иначе я позову стражу! Франциск, успокойся и встань на место, - мне не оставалось ничего, как развернуться на каблуках под торжествующий острый взгляд зеленых глаз Англии и занять место по правую руку от Короля. – Месье Киркланд, какое время дается королем Георгом на принятие решения согласно требованиям, указанным в ультиматуме?
- Неделя, Ваше Величество. Не подумайте, что мы урезаем время на раздумья, король дал бы больше времени, если бы ситуация не принимала такой серьезный оборот. До встречи, Ваше Величество, - и ушел, отбивая шаг каблуками.
1756-1763 гг. н.э. Семилетняя Война.
- Ваше Величество, прошу, подумайте! Острова Карибского моря – стратегически важная колония государства, а Канада... мы же не до конца исследовали ее земли, вдруг там золото, плодородные почвы и ресурсы.
- Да-да, а еще разносчики заразы и агрессивные неотесанные индейцы, - отмахнулся Людовик.
- А если все-таки золото? Ведь…
- Нет, Франциск, не надоедай мне. Мы теряем людей, пусть лучше англичане гибнут на этих землях от заразы. Если начнется война, нам несдобровать, мы не выигрывали сражения с Великобританией уже очень давно. Я знаю, Франциск, у вас с месье Киркландом давние счеты, но это не повод отказываться от предложения разрешить конфликт мирным путем.
- Куда же делись герцоги, способные вести войну как русские фельдмаршалы!
- Выйди вон. У меня от твоего жужжания мигрень, - он указал пальцем с перстнем на дверь, и я, скрипя зубами от досады, отступил и вышел во двор.
- Карету, живо!
Распугав прислугу, я ветром промчался до комнаты, где сейчас занимался Маттьё. Распахнув дверь и проигнорировав непонимающий взгляд месье Пуаре, я подошел к малышу. Он разглядывал меня своими голубыми глазами, чуть склонив голову набок. Сердце защемило от предстоящей неизвестности и неопределенности, и я, поддавшись порыву чувств, буквально рухнул на колени, крепко обнимая Маттьё, прижимая его к себе, забыв о том, что могу сделать ему больно.
- Papa? Qu'est-il arrivé, papa? – он робко погладил меня по голове.
- Cette tenaces Louis, Arthur diable avec son ultimatum. Mais jamais l'esprit, n'ayez pas peur, Mathieu, je ne vous laissera pas loin de moi de là, non, je vous le jure, - скороговоркой произнес я, подавив появившийся так невовремя ком в горле.
- Papa, Je t'aime, papa, - и детские ручки обняли меня в ответ.
- Ваше Величество!
- Опять ты, разве я не прогнал тебя вчера? – со вздохом спросил король, не отрываясь от изучения каких-то рукописей.
Набравшись смелости, я быстро подошел к столу Людовика и ударил по нему ладонью, отчего чернильница с пером подпрыгнули, а сам король вздрогнул.
- Я хочу решить конфликт мирным путем настолько же сильно, насколько и Вы, но здесь это невозможно, потому что мы имеем дело с Великобританией. Ему нужно извлечь выгоду из каждой, из каждой мелочи, а, что уж там, когда дело касается нас, жадность и подлость английских псов не знает границ. Вы сами видели, как месье Киркланд льстил и изворачивался, пытаясь убедить Вас в том, что его король не имеет никаких скрытых намерений. Доверьтесь мне, Ваше Величество, я имею дело с этим прохвостом уже долгое время. Я... если разразится война, я клянусь Вам, что вырву победу у английских войск, и нам не придется, как проигравшим, рассчитываться колониями.
- Хорошо-хорошо, я понял, сворачивай свое разглагольствование, я знаю, словом ты орудуешь лучше, чем шпагой, - отложив документы в сторону, Людовик поднялся с кресла. - Тебе так важен этот малыш, что приехал с тобой из Нового Света? Ответь честно, не лукавь.
- Вам ли не знать, как дорого дитя родителю.
И снова тронный зал, снова я стою по правую руку от короля Людовика, вальяжно восседавшего на троне до поры, пока этот чертов посол и Артур снова не появились в дверях залы. Неделю, треклятую неделю я почти не отходил от правителя, стараясь убедить его не соглашаться на требования в ультиматуме от этих грязных лживых англичан, а когда смог добиться своего, то осознал, что теперь нужно готовить план военных действий, чтобы сокрушить противника и отстоять свое право на земли.
- Рад видеть Вас в добром здравии, Ваше Величество, - ему не надоест издеваться и паясничать. - Как Ваша охота? Конная прогулка по Оленьему Саду приносит удовольствие?
- Месье Киркланд, я не желаю слушать от вас о посторонних темах, не касающихся цели вашего визита, - холодно отрезал Людовик, и Артур проглотил все свои насмешки, низко склонившись в извинении.
- Тогда, я думаю, Вы готовы огласить решение? Что ж, мой король и я будем рады его услышать.
Людовик кивнул мне, и я, взяв документ с требованиями, подошел к ухмыляющемуся Англии, готовясь запечатлеть в памяти тот момент, когда самодовольная улыбка сползет с его лица.
- Вот эта писанина нам отнюдь не нужна, чтобы решить территориальные споры с вами, чопорные чайные человечки. Мы вполне обойдемся и без ваших подачек, тайной подоплекой которых является цель оттяпать кусок побольше да пожирнее. Можешь передать своему королю, что мы готовы принять ваш вызов и с достоинством ответить на него порохом и шпагой.
После объявления Англией войны потянулись битвы, союзы, пакты, договоры. Был заключен первый договор с Австрией, который кое-как разобрался с борьбой за наследство престола, к нам присоединился Иван, протянувший кран помощи, но также преследовавший явно только свои личные цели. Однако нам на это было откровенно плевать, потому что Российская военная мощь была крайне необходима для того, чтобы разнести Великобританию в пух и прах. Затем присоединился Дания, после Оксеншерн, который потребовал с меня субсидии непонять с чего. Бальдшмидт, гад, пошел на договор с Артуром, надеясь со своим Фридрихом разгромить Российскую Империю. Наивный мальчишка, не знаю, что ему в голову ударило, но тягаться с Брагинским на мировой арене ему явно не по плечу.
5 ноября наша армия потерпела сокрушительное поражение, попавшись на рога войскам Фридриха. А так я надеялся на опыт Шарля, на то, что он сможет предвидеть внезапную атаку врага... но нет. Жаль.
Это направление было совсем не нашим полем брани.
1759 год. Северная Америка. Колониальный город Квебек.
12 сентября.
Ночь, глухая, холодная ночь. Костры не грели, солдаты были измождены ожиданием битвы, которая решит исход нашего соперничества. В наспех сооруженной палатке стены колыхались от ветра, гуляющего по равнине и завывающего, словно одинокий волк. Я сидел, прислонившись спиной к бочке с порохом, и прокручивал в голове возможные ходы, которые мог предпринять против меня этот педант. Сон никак не шел, хотя я знал: для того, чтобы крепко держать оружие в руках, нужен хороший отдых. Я думал о многом: о том, как я вернусь с победой, и мы с Маттьё будем жить дальше, он вырастет, и я отпущу его, как независимое государство. О том, как Англия заткнется, наконец, и перестанет лезть в мою жизнь. Только вот… не знаю почему, но уверенности в полной и окончательной победе нет, ведь только австрийские войска смогли разгромить Фридриха и спокойно уйти домой. А прусс слабей, значительно слабей, чем Артур. Вот в чем в чем, а в боях этот прохвост толк знает, пират со стажем, как-никак.
13 сентября.
Рассвет чуть брезжит, утро прохладное и немного туманное. Кажется, что немного я все-таки успел вздремнуть. Ну, что ж, пора собирать войска, битва не за горой.
Одного за другим, одного за другим, люди, кони, кони, люди. Шла жестокая, кровопролитная бойня, в которой нас оттесняли назад, пытаясь зажать в кольцо и покончить с нами одним ударом, но мы боролись, секли головы, отстреливались, теряли бойцов. Серые тучи затягивали небо, готовое разразиться слезами, чтобы смыть с земли всю кровь. С каждым упавшим на холодную землю солдатом я чувствовал, что теряю силы, веру, теряю надежду на просвет в этих тяжелых облаках, но я не мог останавливаться на полпути, поэтому брал себя в руки и сбивал с коня очередного вражеского всадника. Последний, споткнувшись, упал и раздавил попавшегося под копыта солдата. Я не разглядел форму, потому что отвернулся, чтобы не видеть кровавое месиво, оставшееся после встречи копыта с черепом человека. Погнав гнедого вперед, я встретил небольшой отряд выживших в этой части англичан. Вокруг них были трупы, как своих, так и чужих, солдаты тяжело дышали, один особо смелый кинулся на меня, я думал увернуться и затоптать его, но конь встал на дыбы и рухнул на землю, скинув меня с седла. Больно ударившись головой о мерзлую почву, я выронил ружье, и оно отлетело от меня на приличное расстояние. Тот, подбивший лошадь, с диким криком ринулся с кулаками, никогда я еще не видел такого искаженного гримасой ярости лица. Я попал под град ударов, уворачиваться от которых успевал не всегда, я думал, что этот безумный забьет меня до смерти, если бы не услышал топот ног и перестрелку. Перекатившись со спины на живот, я резво вскочил, ударил наклонившегося солдата локтем в солнечное сплетение и схватил ружье, направив его на скорчившегося врага.
Почему-то подчинившись поговорке «лежачего не бьют», я развернулся, чтобы, прихрамывая пойти навстречу своим. Но вояка, видимо, не захотел принимать жалость, и кинулся мне под ноги, снова повалив на землю. Он мертвой хваткой вцепился в мое горло, не позволяя мне дышать, шипя и брызгая слюной что-то несвязное, среди которого я смог различить лишь «дохни, скотина». Задыхаясь и теряя ориентиры, я пытался ударить его по руке, чтобы ослабить неистовую хватку, но все было бесполезно. Когда я уже был готов потерять сознание, то уловил приглушенные крики и выстрел, а, придя в себя, обнаружил, что ранен шальной пулей в плечо и что все оставшиеся враги безвольно лежат на земле, поверженные подоспевшими солдатами. Мы отступили от Квебека через пять дней и обосновались у Мореаля, но и там английские псы продолжали крушить наши войска.
- Бросайте ружья и поднимайте руки вверх, живо! Сопротивляться бесполезно, мы прихлопнем всех одним махом, сдавайтесь. Ваш главнокомандующий бежал, так что выбор за вами, - чертовы англичане.
- Поднимайте белый флаг, Монреаль взят! – нет, ни за что…
- Сворачивайте войнушку, французики, вы нам не ровня!
- Это вам не в солдатиков играть!
Как? Как же так получилось? Мы стояли так долго, мы сражались так упорно, мы ждали подкрепление и… все рухнуло? Катитесь к черту, да быть этого не может!
- Ну что, Франциск, - опять, опять я слышу этот насмешливый, пропитанный ядом голос, вижу эту наглую, самодовольную ухмылку, ощущаю на себе острый взгляд зеленых глаз, - ответил ли ты с достоинством на наш вызов порохом и шпагой?
Я молчал, корчась на земле от боли, которую причиняла кровоточащая колотая рана. Вокруг меня на промерзлой почве лежали трупы расстрелянных недавно солдат, казнь которых на моих глазах учинил торжествующий Артур. Наверху – все то же серое небо, мрачное и тяжелое, и воздух тяжелый, дышать им трудно, почти невозможно, даже больно. Но мне приходилось.
Внезапный раскат грома заставил людей вздрогнуть, а холодный, частый дождь пробирал до костей. В голове было пусто, абсолютно, нет ни единой мысли о том, что делать дальше, а грудь давило с неимоверной силой, так, что, казалось, будто сердце будет раздавлено в лепешку. Я ждал, лежал и ждал своей участи, ждал тех слов, что последовали с очередным раскатом грома:
- Канада теперь моя.
Оставалось только удержаться от дикого хохота, который рвался из легких, заставляя закашливаться и вызывая жгучую боль в открытой ране. Ничего теперь нет, холеная французская гордость растоптана тяжелыми английскими ботинками, больше не за что бороться, я проиграл, я проиграл все, что у меня было, я потерял честь, и место мое теперь здесь, на грязной земле в луже собственной крови, я могу только упиваться собственной жалкостью и ничтожностью. Что я смог сделать? Надавать кучу обещаний и оставить их невыполненными? Поклясться и снова ударить в грязь лицом?
Маттьё… Маттьё, малыш, прости меня…
______________
- Papa? Qu'est-il arrivé, papa? – Папа? Что случилось, папа?
Cette tenaces Louis, Arthur diable avec son ultimatum. Mais jamais l'esprit, n'ayez pas peur, Mathieu, je ne vous laissera pas loin de moi de là, non, je vous le jure. – Этот упрямый Людовик, чертов Артур со своим ультиматумом. Но ничего, не бойся, Маттьё, я не позволю забрать тебя у меня, клянусь.
- Papa, Je t'aime, papa. – Папа, я тебя люблю, папа.
1763 г. н.э. Парижский мир.
Он издевался, когда предложил провести заключение мирного договора в моей столице? Ему, что, мало? Он хотел еще сильней втоптать меня в грязь? Какого черта, Артур? За что ты меня так ненавидишь, а?
- Распишись, - хватит, хватит улыбаться, Артур, перестань, ты поставил мне шах и мат, я это уже признал, не нужно, не издевайся, я раздавлен и опустошен.
Пробежав глазами по требованиям мирного договора с толикой надежды, что Канаду он оставит, но нет, я проигравший, а поверженным суждено платить по счетам, отдавать все, до франка. Поставив подпись, я вернул бумаги Киркланду. Тот довольно улыбнулся, затем поднялся с места и, проходя мимо, как бы невзначай коснулся моего плеча, отчего я вздрогнул. Следом он шепотом напомнил:
- Не забудь привести мальчишку.
Я готов был вскочить со стула, схватить этого педанта за грудки и врезать хорошенько, я бы сделал это, если бы не было так мучительно больно оттого, что Маттьё придется отдать этому... этому... черствому ублюдку.
Артур ушел, хлопнув дверью, а я так бы и остался сидеть среди шумящих государств, если бы Людовик не отвлек меня от тяжелых мыслей своим приказом:
- Мы уходим, Франциск, поторопись, живей-живей.
Когда я послушно поднялся и направился следом за королем, по залу пронесся вихрь насмешливых шепотков о том, что месье Франциск Бонфуа безвольная тряпка, помыкать которой может каждый. Увы, с этим я вынужден был согласиться.
- Папа, куда мы едем?
- Увидишь, - холодно отрезал я, отворачиваясь к окну кареты, только чтобы не видеть поникшего лица малыша, только чтобы не потерять контроль над собой, только чтобы успокоиться и распрощаться с маленьким Маттьё раз и навсегда.
- Папа, ты злишься на меня? - через некоторое время тихо поинтересовался малыш, сжимая в объятиях белого медвежонка.
Пожалуйста, молчи, не разговаривай со мной, я недостоин этого.
Я ничего не сделал, чтобы оставить тебя рядом с собой, ни-че-го.
- Папа?
- Молчи... - отчаянно выдохнул я и взглянул на него, всего на пару секунд, но этого хватило, чтобы сердце сжалось от боли, как будто его полоснули ножом. Хотелось рвать на себе волосы, хотелось волком выть, выцарапать себе глаза, отрезать уши, вырвать сердце, чтобы не было так больно от одного взгляда на него, на такого маленького, хрупкого, беззащитного, невинного и доброго…
Когда карета доставила нас к большому особняку, был уже вечер и тихо накрапывал дождь. Выходя из кареты, я глубоко вздохнул, набираясь смелости, и грубо схватил малыша за руку, на что тот сдавленно ойкнул, но все равно пошел за мной. Подведя его к дубовой двери, я не решился постучать в нее, потому что тогда совершенно точно потерял бы Маттьё.
- Папа?
- Я больше не папа, - я старался сделать как можно более равнодушное лицо, я знал, что Артур сейчас наблюдает за нами из окна первого этажа.
- Почему? - ты же умный, ты поймешь, почему. Я не могу объяснить, не могу, это трудно. Если я останусь еще хоть на секунду, я упаду на землю и... Нет. Нельзя думать об этом. Нельзя.
- С этого дня ты будешь жить с другими людьми, они - твоя новая семья, - повернувшись спиной, я окончательно почувствовал себя ничтожеством, но пути назад не существовало.
- Ты вернешься?
- Нет.
- Когда-нибудь?
- Нет...
- Вернешься?..
- Я сказал, нет! - горячие слезы текли по моим щекам, заставляя задыхаться от собственной беспомощности. Закусив до крови губу, я сделал шаг вперед, увеличивая расстояние между нами.
- Папа... я люблю тебя, папа.
- Прощай, Маттьё.
Не дойдя до кареты, я рухнул на колени, дав волю чувствам, зарыдал, захлебываясь слезами. Артур, теперь ты доволен?..
1765-1790 гг. н.э.
Поздним осенним вечером, когда я сидел в кресле, допивая остатки вина на дне бокала, и пытался отвлечься чтением, что не особо получалось, то краем уха уловил разговор в коридоре на первом этаже. О чем шла речь, было совсем непонятно, поэтому я лениво поднялся с места и направился вниз по лестнице, на ходу застегивая пуговицы рубашки. Спустившись, я смог расслышать подробности дискуссии. Прислуга рьяно выпроваживала какого-то гостя, но тот тоже был упрям и не хотел уходить.
— Мне очень жаль, но месье Бонфуа никого не принимает, уже поздно, приходите завтра, — чеканила горничная.
— Брысь с дороги, я по важному делу! – светловолосая макушка и писклявый, истеричный голос, черт возьми, что он тут забыл?
— Оливия, оставь нас. Гость слишком упрям и не отступит, пока своего не добьется, — подал голос я, стоя на той же лестнице, вальяжно опершись на перила.
Девушка коротко кивнула и убежала к себе в каморку.
— Ну и? Ты пришел, чтобы еще что-нибудь у меня отобрать? – холодно спросил я, не приближаясь к Артуру ни на шаг.
— Ты даже не предложишь мне кофе? Что с тобой, Франциск, заболел? – «заботливо» поинтересовался Англия и бросил свое мокрое пальто на пол.
— Кофе? Тебе? В моем доме? Изволь, только с ядом. Подбери-ка свои грязные вещички с моего ковра, — язвительно отозвался я, не в силах сдержать гнев и обиду.
— Твой дом, твой ковер, слышишь, как ты говоришь? Бонфуа, ты тряпка, — Киркланд большими и уверенными шагами сокращал расстояние между нами, поднимаясь по ступеням.
— Ты пришел ко мне только для того, чтобы сказать мне об этом? Извини, вынужден огорчить, я уже уведомлен об этом своем качестве.
— Вообще-то, я пришел, чтобы кое-что спросить, а ты первый начал, — страдальчески вздохнул он и поднял на меня свои пронзительные зеленые глаза.
Я всплеснул руками и захохотал:
— Какого черта, Артур? Сначала играешь в старых приятелей, а теперь оправдываешься, как подравшийся мальчишка. Я тебя совсем не понимаю, mon chere.
Общее молчание длилось больше минуты в сопровождении игры в «гляделки», где первым сдался Англия, отведя взгляд и нервно покусывая нижнюю губу. Затем он с очередным вздохом опустился на ступень ниже и сел.
— Это был приказ моего короля, я ничего не мог с этим поделать.
— Кроме как виртуозно исполнять порученное и получать от этого удовольствие? – усмехнулся я. – Что ж, поздравляю, у тебя все отлично получилось.
— Не начинай.
— Ты скотина, Киркланд. Je vous hais, — я развернулся на сто восемьдесят градусов и направился на второй этаж. – Aller loin.
— Как мне отличить Альфреда от Мэтью? – услышал я вдогонку, этот наглый хмырь уходить даже и не собирался, хотя прекрасно знал, что я сказал, ведь эти фразы я говорил ему на протяжении многих веков. – Они такие похожие, как близнецы.
— Повесь… на Маттьё табличку «Не Альфред», чтобы ты случайно не приласкал не того мальчика, — имя малыша далось мне непросто, ком в горле мешал дышать и говорить, а глаза противно защипало. – А вообще, он малыш с мишкой, которого таскает везде за собой, и у него очаровательная улыбка, еще он спотыкается на ровном месте, и его длинные волосы лезут в глаза, он иногда заправляет их за ухо.
Воспоминания нахлынули сами собой, как только я смог выговорить «Маттьё». Образы всплывали перед глазами, яркие, четкие, такие дорогие сердцу, такие трогательные и милые, что глупая улыбка появилась сама собой. Черт, как же я долго пытался не будоражить в себе все это, не бередить раны, но…
— Я надеюсь, он будет счастлив у тебя… — еле слышно проговорил я, а затем, прочистив горло, не поворачиваясь и делая шаг наверх, к своей комнате, выдал на одном дыхании. – Все услышал? А теперь, будь добр, выметайся вон, а то выщиплю твои брови, чаефил чертов.
— Кто бы говорил, винная морда, — неохотно проворчал Артур и стал спускаться вниз по лестнице.
Скрывшись за углом, я прислонился спиной к стене, и стоял так до тех пор, пока не хлопнула входная дверь. На душе почему-то стало немного легче. Нет, намного легче, даже выпитая в одиночестве бутылка вина не могла утопить эту тяжесть, ставшую верным спутником за последние несколько лет. Для страны, прожившей тысячелетия, это отнюдь не срок, но мрачные и печальные события могут превратить это время в долгую и глубокую пучину, выбраться из которой крайне сложно.
— Оливия, mon ami, принеси-ка еще бутылочку!
1800-1813 гг. н.э.
Монархия, республика, республика, монархия, и снова наоборот. Я сыт войнами и распрями по горло, нет сил смотреть на то, как очередной неумеха-правитель берет власть в свои руки и тянет меня ко дну еще больше. Бунты, митинги, бойни, парламент, король – все плывет перед глазами одной сплошной нечеткой картиной, различить в которой что-то фактически невозможно. Что? Война? С кем? А, Брагинский. Ну, удачи вам, я больше не сдвинусь с места, не пойду ни на одну войну, потому что там мне делать нечего, абсолютно. А зачем? Мне не за что убивать людей, пусть этим занимаются солдаты имперской армии Наполеона. Мне не нужны никакие территории, ни от Польши, ни от кого-либо еще, это Бонапарт распространил свои загребущие лапы на половину Европы. Англию вот только забоялся, конечно. Сразу видно, человек маленький, да с манией величия. Нет, это не война, а какой-то немыслимый бред, который моя вечно хмельная голова понять никак не может. Опять какие-то договоры, бесконечные военные заседания, на которые совсем не хочется идти, потому что просто бессмысленно. Русский Александр умен, климат Ивана суров, а территория обширна. Ну и чего же Бонапарт этим добьется, собрав всех, от поляков до немцев, под своим началом?
Возомнив себя Александром Великим, таковым, увы, не станешь.
1837 г. н.э.
Слухи имеют свойство распространяться быстро. Поэтому, когда я услышал, что парочка стран перешептывается и что-то активно обсуждает, то удивляться не стал, это для меня было совсем не ново. Однако, как только я уловил знакомое имя, то сразу же остановился и стал вслушиваться в разговор. «Англия». Только это могло задержать меня и заставить заинтересоваться дискуссией. Что там у него стряслось? Америка же давно отвоевал у него свою независимость, со второго раза, правда, но все-таки.
— Какая-то колония Великобритании решилась попросить у него о независимости. Ха-ха, какая же глупая эта колония, Англия ее ни за что не отпустит, тем более, сразу после Америки, это же самоубийство!
Какая-то колония?..
— Да-да, я тоже слышал, говорят, город колонии сожгли дотла, а саму ее избили до полусмерти.
До полусмерти?!
Учуяв что-то неладное, я помчался прочь, намереваясь заглянуть к Киркланду и выспросить у него подробности. Впрочем, с порога меня встретили хмурым взглядом и чуть не закрыли дверь перед самым носом, и я распрощался бы с шансом узнать, что это за неожиданная революция, если бы вовремя не поставил ногу в дверной проем. Еще раз бросив на меня всепрожигающий взгляд, Англия сдался и пропустил меня в дом. При внимательном осмотре лица Артура обнаружилась пара царапин и ссадин. Похоже, и ему досталось от колонии. Встав в позу, я сразу же перешел к делу:
— Ну и что это за колония, которая так тебя отделала?
Нет ответа, лишь только стыдливо опущенные в пол глаза.
— Говори. Знаешь же, что я не отстану, — вместо ответа он толкнул меня в ближайшую комнату, где спиной к нам сидел юноша, обнаженный по пояс. Вся его спина была в свежих порезах, кровоподтеках и прочих следах жестокого избиения. На голове его находилось махровое полотенце, на котором была кровь.
— Пресвятая Дева Мария, — прошептал я и, сжав кулаки, повернулся к Киркланду. – Я, конечно, знал, что ты садист, и любую колонию готов на месте прикончить, как только она заикнется про независимость, но чтобы так! Ты что, бил парня, пока он корчился на земле?
— Я… ну… я в ярости был. Я не хочу оставаться один, понимаешь? Америка ушел, а что будет, если уйдет еще и Канада?..
— Подожди-ка… Это… это…
— Да, это он, — и Англия зажмурился, как только я схватил его за форму и занес кулак для того, чтобы хорошенько врезать ему.
— Англия…сан? – и я так и замер, поняв, что он нас заметил, хотя мы говорили шепотом.
Старые шрамы, оставшиеся в сердце и на теле со времен Семилетней войны, заныли, я отпустил Артура и повернулся на голос.
Он стоял, прижимая окровавленное полотенце к груди, как обычно прижимал своего белого мишку, стоял так близко, вот, только руку протяни, стоял, чуть склонив голову набок, вглядываясь своими небесно-голубыми, большими и наивными глазами в мое лицо. Легкий румянец показывал, что он смущен тем, что его застали полуобнаженным, пшеничного цвета волосы спутались и лезли в глаза, но им мешали очки, которые немного сползли с носа.
— Вы… меня видите? – что за нелепый вопрос, конечно вижу! – Это… просто меня обычно никто не замечает, — почти шепот, быстрый, и усилившийся румянец. – Или путает с братиком Америкой. Ой, — приложив ладонь ко рту, он затравленно посмотрел на Артура.
Конечно, я вижу, я не могу не видеть его, я не могу спутать его с сорванцом Альфредом, я не могу не любоваться малышом сейчас, ведь он так вырос, мой милый и застенчивый карапуз, которого я чудом нашел на забытом Богом острове, которого я привез в Европу, который будил меня, топая ножками по мягкому ковру, который усердно лепетал не слушающимся языком что-то на французском…
Из-за наворачивающихся слез я почти ничего не видел, поэтому, украдкой смахнув их, я тепло улыбнулся и сделал шаг навстречу.
Который весело щебетал мне о прошедшем дне за ужином.
— Франциск, не надо, — послышался сзади встревоженный голос Артура, но это меня не остановило.
Который просил меня почитать сказку на ночь.
— Маттьё, — осторожно потрепав парнишку по волосам, я все еще любовался им.
— Простите… но… кто вы?
Которого я жестоко оттолкнул от себя!..
— Откуда вы знаете мое имя?.. – продолжал лопотать он, испуганно шарахаясь от меня.
Мое сердце пропустило несколько ударов. Как? Что? Это какая-то шутка? Почему он говорит, что не помнит меня? Неужели?.. Неужели это я виноват?
— Франциск… — у него было такое же напуганное лицо, как у Маттьё, когда я резко повернулся к нему, не в силах сдержать, насколько больно мне стало от этой новости.
— Почему? Почему ты мне ничего сказал?
— Я не хотел… — на этих словах я захохотал, как безумный.
А потом охрипшим голосом проговорил:
— Не хотел, чтобы я знал? Спасибо за заботу, Артур, mon chere. Редко когда дождешься от тебя такого широкого жеста.
— Простите… — подал голос Маттьё, до сих пор безмолвно наблюдавший за нами, точней за мной.
— Нет-нет, это ты меня прости, — улыбка далась мне с трудом и получилась кривоватой, в этом я был уверен. – Не бери в голову. Я спутал тебя с другим.
И, развернувшись на каблуках, я быстро зашагал прочь оттуда, прочь, чтобы не видеть ничего, чтобы скорей добраться до дома и провести еще один день в одиночестве.
Он не помнил меня, не помнил совсем, он смотрел на меня, как на чужого человека, с которым никогда не был знаком, и вряд ли таким способом он решил мне отомстить за прошлые годы. Его голубые глаза были искренни в своем страхе перед незнакомцами, да и Артур, кажется, до этого пытался меня предупредить. Если до этого я часть вины возлагал на Англию, то сейчас полностью убедился, что во всем виноват лишь я. И в том, что не смог уберечь, и в том, что не объяснил ничего, и в том, что просто сказал ему тогда «прощай», когда надо было улыбнуться и сказать, что я обязательно зайду в гости и проверю, как ему живется. А так малыш замкнулся, его память просто стерла все воспоминания, которые причиняли боль, поставила между ними стену, и вот результат…
— Боже, Франциск, ты неисправимый неудачник, — горько улыбнувшись самому себе в зеркале, висевшем на стене, я отпил из бокала очередной глоток вина и с яростью швырнул хрупкую вещицу в то самое зеркало. Оно разбилось вдребезги, искажая расколами отражение, а осколки посыпались на пол.
То, что Маттьё ничего не помнит – моя самая большая ошибка в жизни, исправить которую никак нельзя.
_____________________
Je vous hais — я тебя ненавижу.
Aller loin — уходи.
Mon ami — друг мой.
Ошибка
Автор: Di Ren
Бета: Ellfella
Фэндом: Hetalia - Axis Powers
Персонажи: Франция|Канада, Англия и другие люди
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Ангст, Флафф, Драма, POV
Предупреждения: Нецензурная лексика, OOC
Размер: Мини, 18 страниц
Кол-во частей: 8
Статус: закончен
Описание:
Здесь должно быть интригующее описание фанфика, но я так писать не умею, так что просто прочитайте
Публикация на других ресурсах:
Спросите и пришлите ссылку
Примечания автора:
Жутчайший ООС Франции. Извините, Химаруя-сан, но так надо.
читать дальше1530-1540 года н.э.
Первый день экспедиции Жака Картье на островах нынешней Канады.
Ха-ха! Этот чертов Англия опоздал и профукал возможность отправиться на неизведанную часть континента, а я – первый, первый! – приехал сюда с месье Картье. Здесь неописуемо красиво, не так, как в ухоженных садах Короля, а по-дикому красиво. Необузданная человеком природа создала свой уникальный ландшафт, на который хочется любоваться с самого рассвета до заката, среду, которую хочется рисовать, ее можно сравнить с дикаркой, сверкающей почти обнаженным прекрасным телом, босиком пробирающейся сквозь огромные заросли растений, воинственной и жесткой, с колчаном стрел за спиной и луком, который держат длинные, тонкие руки с аккуратными пальчиками. Дикарка с опаской выглядывает из-за деревьев, блестят ее черные, глубокие глаза, она боится. Боится вмешательства таких чужеземцев, как мы, которые могут поработить и разрушить ее дом, ее лес, ее привычный образ жизни. Женщина может собрать свое племя и дать пришельцам отпор, а природа таит в себе неизвестные болезни, от коих могут умереть мои люди, звери, что учуют опасность и выпрыгнут из чащи, растерзав экипаж. Но если эта дикарка не побоится, когда мы предложим им сотрудничество, то наша экспедиция пройдет весьма успешно. И капризы природы обойдут нас стороной.
Как же я горжусь своим талантом к красноречию! Оно мне обязательно поможет, потому что у вождя племени непременно будет дочь, которую я смогу, нет, которую я покорю, и она уговорит отца пойти на сделку. А иначе и быть не может, так ведь?
Третий день экспедиции на острове.
О боже, это полный провал! На этом забытом Богом клочке земли нет прекрасной дикарки. Нет даже признаков индейцев, или как их там называют, не знаю. Зато полно мошек и птиц, которых матросы не могут поймать! Или это птицы слишком умные, либо члены команды тупые, как пень, и кроме грубой физической силы у них ничего нет. Здесь собачий холод, одежда совсем не согревает, а костер вообще быстро гаснет и не успевает как следует отогреть воздух около наспех сооруженных из листьев и ветвей подобий домишек. Опять же возникает вопрос о криворукости матросов. И не только в отношении костра, но и в плане строительства шалашей.
Мы с Жаком решили завтра отправиться в глубь тропиков с небольшим эскортом, дабы изучить флору и фауну вблизи временного лагеря, чтобы принять меры охраны, если обнаружиться опасность нападения хищников. Что ж, коли Король отправил меня сюда, я должен поучаствовать во всем самом интересном и предоставить по возвращении полный и содержательный отчет о деятельности экспедиции.
Четвертый день экспедиции на острове.
Увиденное сегодня меня поразило. Я был ранен суровостью жизни в самое сердце.
Я, месье Жак и пара моряков с ученым пробрались в чащобу тропиков, дабы первыми изучить этот край. Пока матросы раскладывали на своеобразной поляне среди зарослей содержимое сундуков, на взятие которых повлияли месье Картье и месье де Ляфэ, я решил совершить небольшой обход местности. Конечно же, уходить далеко от привала я не собирался, потому что, признаю, еще не успел сориентироваться здесь, но так увлекся, что, казалось бы, безнадежно потерялся. Но я не поддался панике, а с присущим мне спокойствием принялся осматривать все вокруг, силясь найти хоть какой-нибудь знакомый элемент пейзажа. Прометавшись в поисках минут десять, я уловил шелест высокой травы и листьев папоротника и замер на месте, краем глаза наблюдая за кустами, где только что кто-то или что-то шевелилось. Когда ноги стали затекать, я на свой страх и риск двинулся заросли. Поначалу я думал, что это дикий зверь, который проголодался и решил перекусить мной, хотя это также могли быть и притаившиеся местные жители. Но я никак не ожидал, что там будет ребенок. Обыкновенный белокожий ребенок лет пяти в одной грязной набедренной повязке, прятавшийся за толстым стволом дерева, высовывая только голову, чтобы взглянуть на меня и тут же спрятаться обратно. Я попытался заговорить с ним, однако ребенок не понимал ничего по-французски, поэтому мне пришлось вспоминать уроки английского. Этот язык понадобился мне на переговорах с англоязычными странами, он такой резкий и неприятный на слух, так что я через силу освоил элементарные вещи. На очередной вопрос о том, как его имя, мальчик что-то невнятно пробормотал и попятился назад. Я протянул к нему руку в попытке остановить, чем еще больше напугал малыша, и он скрылся. Я был настолько поражен, что вопросы типа "как здесь выжил такой маленький ребенок?" посетили мою голову только после ухода малыша. Для себя я четко решил, что заберу этого ребенка, когда еще раз его встречу. Малышу пяти лет не должно жить на необитаемом острове. Если он - страна, я возьму его под опеку.
Восьмой день экспедиции на острове.
Предыдущие три дня я потратил на разработку плана. Мне необходимо было подружиться с мальчиком, узнать, как он здесь оказался, как его зовут, кто он, в конце концов. Я не мог поверить, что обычный ребенок смог выжить в этом диком месте. Если бы кто и выжил, то только любимец Бога, но тогда от этого карапуза должны были шарахаться все звери, а еда появляться у него перед носом. Такое было невозможным, поэтому шанс на то, что ребенок являлся страной, был достаточно велик. Но с другой стороны, почему тогда он находился так далеко от большой земли? Или, может, этот остров одна маленькая страна? Такими вопросами я уморил сам себя. Поэтому на четвертый день раздумий решил отправиться к месту знакомства с этим таинственным в своем роде малышом. С сопровождающим, конечно же, иначе я мог снова... кхем. Снова потерять ориентиры. Хотя я понимал, что карапуз может испугаться здоровенного моряка, делать-то все равно нечего.
Прибыв на место, я первым делом достал из мешка веревку и привязал один конец к дереву, а другой - к руке, чтобы и не потеряться, и не спугнуть ребенка. Набрав в карманы блестящих камешков, ракушек и прочих безделушек, которые, по моему мнению, могли занять мальчика, я отправился на исследование местности в надежде обнаружить его и вступить в контакт.
Однако после продолжительных поисков я не нашел следов пребывания ребенка, и, вымотавшись так, что ныло все тело, сел на землю, утирая пот со лба рукавом. Как и в прошлый раз, кусты шевельнулись, и не раз. Я опрометчиво подумал, что это дитя, искомое мною так долго и изнурительно, и вместо того, чтобы уносить ноги, я пошел на звук. Раздвинув рукой большие листья, я увидел медвежонка. Да какого медвежонка? Белого! Самого настоящего белого медведя, что скалил на меня зубы и хрипел, протягивая ко мне когтистую лапу. Я отскочил от зверя, мельком подумав, откуда здесь медведи, тем более, белые. Если помчаться со всех ног, то это животное погонится за мной или нет? На раздумья не было времени, нужно было спасаться. Мало ли какая зараза попадет в рану с когтей медвежонка. Только я повернулся к зверю спиной, как запутался в веревке и упал на землю, больно ударившись подбородком. О дьявол, необходимо было срочно бежать, но я не мог, потому что дрыгал конечностями в бесполезных попытках освободиться, чем еще больше обездвиживал себя. Судя по хрипению, медведь приближался ко мне. Я попытался закричать, но голос исчез, пропал, как бывает в моменты сильного волнения. Оставалось только молить Господа о спасении, что я и делал, когда почувствовал на щеке влажный и теплый язык. Открыв один глаз, я увидел, что медведь вовсе не собирается растерзать меня на части, по крайней мере, пока что, а усердно вылизывает мое лицо. Нервно засмеявшись, я посмотрел в глаза-бусинки животного. Теперь только бы освободиться от веревки.
- Вы ему понравились, - раздалось неподалеку от меня, хотя и совсем тихо, но неожиданно, как гром среди ясного неба. Я чуть было не подпрыгнул на месте, даже в положении лежа.
- Если я разрежу веревки, вы не сделаете ничего плохого мне и Кумакичи?
- Нет, что ты! Если ты мне поможешь, то я дам тебе кое-что интересное и поглажу медведя, а если захочешь, стану твоим другом, - я старался говорить как можно ласковей и доброжелательней, потому что, наконец-то, нашел мальчика. Нельзя упускать такой шанс сблизиться с ним. Похоже, малыш понял, что я не его враг, потому что веревка была разрезана ножом из кости, который уверенно держали детские пухлые ручки. Сев на траву, я полез в карман за камешками, и в следующий момент мальчик удивленно таращился на диковинки, переливающиеся на солнце.
- Возьми, это твое, - малыш сначала неуверенно, а потом быстро, по-воровски забрал один самый красивый камешек. Я невольно улыбнулся, глядя на то, как он катает подарок на ладошке.
- А как тебя зовут? - мальчик подскочил, как ошпаренный, и спрятался за медвежонка. - Не бойся, скажи мне свое имя, - мягко настаивал я, надеясь на то, что он не скроется в лесу, как в прошлый раз. Карапуз снова что-то пролепетал, так тихо и невнятно, что я переспросил:
- Кто?
- Ви-ви-винландия, меня так дяди с севера назвали. Ви-викинги, - странное имя какое-то. Викинги... О боже, похоже, он действительно страна! Радости моей не было предела, но я усиленно сдерживал ее, чтобы не оттолкнуть малыша.
- А человеческое имя у тебя какое?
- Мэттью... Ви...Уилю... - с фамилией были не лады. Для пятилетнего ребенка его фамилию было сложно выговорить.
- Маттьё, значит, - я снова довольно улыбнулся.
Десятый день экспедиции на острове.
Мальчик, похоже, начал привыкать к моему обществу. Сегодня, когда я совершал прогулку, он осторожно высунулся из кустов и тихо поздоровался, робко улыбнувшись. Малыш все еще ходил в этой тряпке на бедрах и босиком, я не мог смотреть, как это прелестное создание калечит себя и мерзнет по ночам, мокнет под проливными дождями, которые здесь нередки, а иногда даже пробрасывает снег. Когда я представляю себе, как дитя прячется от пронизывающего холода и ледяной стены дождя под широкими листьями деревьев и дрожит, мое сердце больно сжимается и обливается кровавыми слезами. Посему я и отдал Маттьё теплое покрывало из овчины, а когда он непонимающе посмотрел на меня, я объяснил ему, что этим можно укрыться от непогоды и быть в тепле. Малыш благодарно кивнул и понес свое новоприобретенное сокровище куда-то вглубь леса, а потом вернулся, дернул меня за рукав, заставляя сесть на корточки. У Маттьё было очень серьезное личико, он что-то прятал в руках за спиной.
- Закрой глаза, - мальчик всегда говорил тихо, иногда неразборчиво, поэтому приходилось вслушиваться. Я закрыл глаза, стараясь не улыбаться, пока мальчуган что-то делал. На его шее на тонкой нитке висел клык. Как у маленького Маттьё оказался клык животного? Он же не мог убить? Может, это клык того медвежонка? Или карапуз нашел это? В любом случае, мальчик, кажется, отдал мне своеобразный оберег. Значит, он так отплатил мне за помощь. От этой мысли мне захотелось потрепать малыша по волосам пшеничного цвета, таким же, как у меня самого. Но я пока что боялся такими действиями вызвать у Маттьё замешательство и испуг. Он должен привыкать к новому отношению постепенно, ненавязчиво. Через пару дней я принесу ему одежду. И хотя бы тряпочную, но обувь. Нельзя такому малышу с хрупким здоровьем ходить почти голышом. А потом... потом я возьму его с собой, в город, в Париж, к себе домой. Я скажу месье Жаку, чтобы он объявил эти земли нашими. Все формальности я решу, я уверен, Король будет только рад новому приобретению.
Пятнадцатый день экспедиции на острове.
Последний день в этих землях. Последний день экспедиции. Последний день остался для того, чтобы уговорить Маттьё поехать со мной. Он почему-то упрямится и отказывается, как бы я не пытался мягко склонить его к согласию. Я не хочу давить на малыша, но я не знаю, смогу ли вернуться сюда, будет ли у меня такой шанс. Я надеюсь на свою силу убеждения и на установившиеся между нами отношения. Может, я тороплюсь с выводами, но надеюсь, что мальчик увидел во мне друга, старшего, которому можно доверять, которого сложно забыть. Малыш Маттьё с самого нашего знакомства вызывал во мне теплые чувства, которые я доселе не испытывал ни к какому другому ребенку. Это маленькое создание не просит помощи, стойко выдерживает все, что ложится на его хрупкие плечи, но кажется таким запуганным, что хочется укутать его в плащ, закрыть от всего, окружить заботой, игрушками, книжками. Он – как прекрасный молодой цветок, распустившийся в диких, непригодных для жизни условиях.
- Маттьё! – мальчик уже не прятался в зарослях, хотя и стоял поблизости, чтобы в случае чего быстро скрыться в лесу. – Маттьё, подойди ко мне, малыш.
- Шаг-шаг-шаг… - сосредоточенно бормотал мальчуган, хмуря брови, стараясь не запутаться в ногах, потому что ходить в тряпочных башмаках было крайне неудобно и непривычно для него, так же, как и в наскоро сшитых брючках и теплой безрукавке. Это зрелище стоило того, чтобы отправиться черт знает куда. Я присел на корточки, протянул руки к карапузу, расплываясь в улыбке от этого умилительного процесса ходьбы. Сделав еще пару шагов, Маттьё потерял равновесие, запнувшись о камешек, и мальчик упал бы, если бы я вовремя не подхватил его на руки. На удивление, карапуз брыкаться не стал, а только смущенно осел в моих объятиях и пробормотал тихое «спасибо», заливаясь румянцем пухлых щечек. Тут же появилось неистовое желание затискать этого ребенка в порыве умиления, но я сдержался, поставил Маттьё на землю и улыбнулся:
- Будь осторожней и смотри под ноги, хорошо? – конечно, мой картавый английский оставлял желать лучшего даже после такой десятидневной практики, но французский малышу не давался совсем, так что пришлось отложить изучение моего наикрасивейшего в мире языка на потом.
В ответ мальчик коротко кивнул и на секунду засиял улыбкой, но тут же поник и шепотом спросил:
- Ты же уедешь, да? – черт возьми, как же мне хотелось сказать «нет», только бы не видеть эту грустную мордашку карапуза, но я не мог ни остаться, ни взять его с собой. Пока рано.
- Да, мой корабль отплывает завтра, - клянусь Богом, я заметил слезы в его голубых глазах! – Но я еще вернусь, обязательно. Ты будешь меня ждать, Маттьё? – он снова лишь кивнул и вытер кулачками слезы, а потом поднял голову и улыбнулся.
Сердце болезненно сжалось оттого, что мне придется ненадолго оставить это прекрасное создание на необитаемом острове, пусть даже и под защитой белого медвежонка, пусть даже я дам ему немного провианта... Мне так хотелось забрать его к себе, домой, в Париж, в тепло и уют роскошных домов, показать ему мир, цивилизацию, научить его всему, но нет, пока рано. Может, в следующий раз он согласится?..
1600-1610 года н.э.
Резиденция Короля французского.
- Ваше Величество! – пропел лакей, несясь по залу в покои Короля. – Ваше Величество! Извольте отрубить мне голову, если я посмел побеспокоить Вас по пустякам, но на наши земли высадились корабли английские!
- На какие еще наши земли? Выражайся точней или иди вон, - послышался ленивый ответ из почивальни.
- Новая Франция, Ваше Величество!
Даже предположить не могу, зачем меня выдернули к Королю в такую рань, я всю ночь играл в пасьянс с милейшими дамами и наслаждался вином, теперь моя хмельная голова хочет почивать на мягкой подушке в моем особняке, но нет же, с утра, как назло, прибыл один из лакеев, бесцеремонно вломился в мой дом, разбудил меня и доложил, что Его Императорское Величество желает видеть меня сию же секунду. Теперь я трясусь в душной карете, пытаясь на ходу привести себя в должный вид, чтобы не быть посмешищем перед Королем. Черт возьми, хоть бы дело, по которому меня так невежественно потащили в резиденцию, не оказалось пустячным.
- Франциск, ты должен что-то сделать! – истеричным тоном приказывал Король, лежащий в горячей ванне с лепестками роз. – Эти варвары, эти англичане, они хотят присвоить нашу землю! Немедленно, немедленно собирай экипаж и отправляйся в Канаду!
В Канаду?.. Новая Франция под угрозой?! О, Дева Мария, только не это!
- Франциск, Франциск, что у тебя с лицом? Ты тоже в ужасе от невоспитанности английских псов? Ох, я всецело могу понять, но, Пресвятая Мария, поторопись!
Отдав неуклюжий поклон и развернувшись на каблуках, я уверенным шагом направился к дверям, все мое сознание захватила тревога за малыша и ярость от того, что Англия снова отбирает у меня то, чем я дорожу. Ни за что, никогда я не отдам этому кретину-чаехлебу ни земли Канады, ни самого Маттьё!
Собрать команду в кратчайший срок оказалось удивительно легко; провиант, оружие, солдаты, моряки - все было готово, оставалось только доплыть до пункта назначения – до островов Новой Франции – и разобраться с нежданными гостями. Нужно было коротать время, но я не мог спокойно усидеть на месте, потому что ощущал, что, может, когда приеду, будет слишком поздно что-то предпринимать, и Маттьё останется в руках у этих чертовых англичан. Я ненавижу себя за такие мысли, мне хотелось бы оптимистично верить, что мы сможем все уладить, не начиная территориальную войну, но…
- Земля!
- Спустить якорь!
- Шлюпки на воду!
Острова Новой Франции.
То, что я увидел на острове, когда одним из первых снова ступил на эту землю, разожгло мою ярость настолько, я сжал зубы и кулаки – так, что костяшки побелели. Деревья были повалены, по земле разбросаны котелки, обрывки бумаги, высокие заросли травы примяты, царил хаос, а у берега были пришвартованы лодки, мерно покачивающиеся на волнах. Но людей, виновных в этом беспорядке, не было видно поблизости. Подняв один из котелков и обнаружив характерную надпись на дне, говорившую, что это действительно имущество английских цепных псов, я подумал, что чопорные чайные людишки не стали бы столь бестактно раскидываться своими вещами, поэтому, возможно, на них напали? Но кто? Дикий зверь?.. О, дьявол, этот белый медведь вполне мог напасть на лагерь, когда малышу Маттьё грозила опасность!
- Обыскать весь остров! Немедленно! – рявкнул я, выхватив оружие из рук одного из невнимательных солдат и первым, придерживая шляпу на голове, помчался в гущу леса.
Я не думал о том, что могу не найти ни английских вояк, ни Маттьё, ни даже этого большого белого медвежонка. Мне казалось, что должно произойти что-то, что подскажет мне нужное направление. И я не ошибся.
Когда ветки в очередной раз за время моего неистового бега со всей дури хлестнули меня по лицу, я услышал выстрел и застыл на месте, пытаясь определить, откуда он исходил. Через пару секунд послышалась череда громоподобных звуков и я, не теряя времени, побежал в ту сторону, откуда доносились выстрелы. Чаща расступалась, открывая поляну, залитую солнечным светом, на мгновение ослепившим меня. Я слышал рев медвежонка и крики солдат, а когда разлепил глаза, то понял, что к чему.
Белый медведь лежал на земле, а рядом с ним, сжимая окровавленную шерсть, сидел мальчуган, гневно сдвинув брови и буравя обидчиков слезящимися глазами. Три человека в форме полукольцом стояли в стороне, закрывая грудью от возможных нападок рычащего и раненного зверя своего главного. Он стоял ко мне спиной и отдавал приказы своим истеричным писклявым голосом:
- Да не стойте вы столбом, он уже мертвый, ведите ко мне мальчишку! Живо-живо! – один, видимо, самый смелый, осторожно подошел к зверю, пнул его для верности, но сразу же отскочил назад, услышав угрожающее рычание, обошел тушку в полуметре и схватил карапуза за руку. Тот начал вырываться и кричать. От этого пронзительного крика я вышел из охватившего меня ступора и приставил дуло мушкета к светловолосому затылку английского происхождения. Охрана подпрыгнула на месте от неожиданности и отошла назад, когда другой, пытавшийся сцапать малыша, закричал, что здесь есть враг.
- Прикажи своей шавке убрать свои грязные лапы от Маттьё, или я вышибу тебе мозги, - зло прошипел я, пытаясь унять дрожь.
- Франция? Какого черта ты творишь, идиот? – нервно хихикнул Артур и вздрогнул, когда я с силой ткнул в его затылок ружьем. – Тихо-тихо, не кипятись, не нервничай…
- Не заговаривай мне зубы, - и, обращаясь уже к оцепеневшим солдатам: – Эй вы, отойдите-ка от мальчика и его медвежонка, если не хотите лишиться этого звезданутого.
Люди переглянулись и в страхе отошли подальше.
- И что ты дальше делать-то собрался? Зачем тебе этот мальчишка? – в ответ я толкнул Англию ботинком в спину, повалив его на землю, подождал, пока он повернется ко мне лицом, и приставил мушкет в его груди.
- Я нашел этот остров первым, это моя земля, это мой малыш, а ты вторгнулся на нашу территорию без разрешения и вероломно разгромил здесь все, запугал Маттьё…
- Да этот зверь мог ребенка убить, он первым на нас напал! – взвизгнул Киркланд.
- Медведь защищал это прелестное создание от вас, варвары! – и в подтверждение моих слов зверь снова зарычал.
- Надо же, ты такой мужественный, когда речь заходит о твоей собственности, - съязвил Англия и приподнялся на локтях. – А как война, так бежишь, поджав хвост и…
Я спустил курок, и раздался выстрел.
- Ты меня чуть не убил, кретин! – завизжал испуганный до чертиков Киркланд и отполз от меня на пару метров. Пуля вошла в землю рядом с моим вечным противником, поцарапав его щеку.
- Убирайся отсюда или следующая пуля пробьет тебе череп. Убирайся!
- Ну, погоди, Бонфуа, - прошипел Англия, вытирая рукавом кровь с лица. – Пойдемте отсюда, это его земля, - презрительно фыркнув напоследок, он и трое его тупых подчиненных скрылись в лесу.
Выронив мушкет из дрожащих ослабших рук, я осел на землю и облегченно вздохнул. Не думал, что ярость охватит меня настолько, что я снова смогу спокойно держать оружие в руках. Но ничего, главное, что Маттьё теперь в безопасности. Сейчас на шум прибежит моя команда, и…
Медвежонок снова издал рык, но уже не такой громкий и угрожающий, а более жалобный. Я подполз к тушке и осторожно перевернул зверя, чтобы не причинить ему лишнюю боль и не вызвать сильное кровотечение. Я также аккуратно нащупал раны, их было всего две: одна пуля лишь оставила царапину на лапе, а вторая застряла в груди, но, скорее всего, не прошла сквозь слой жира и не задела жизненно важные органы. Вытерев руки об плащ, я потянулся к застывшему Маттьё, чтобы легонько потормошить его за плечо.
- Эй, все уже нормально, я прогнал этих людей.
- А Кумакичи?
- Он поправится, обещаю. Видишь, я же вернулся, как и обещал, значит, и медвежонок твой вылечится, ну, не плачь, малыш.
После недолгих уговоров Маттьё согласился плыть со мной в Париж, и я был несказанно счастлив, что это прелестное создание будет воспитываться в лучших условиях. Теперь-то я смогу в полной мере защитить его от всех напастей. И никакой чертов Артур не помешает его счастливой жизни.
Не могу забыть то, как он крепко держался за мою руку, боясь отпустить и потеряться на шумных улицах Парижа, как его щечки заливал румянец, когда какая-нибудь дама останавливалась и спрашивала, что это за чудный малыш, как Маттьё от удивления открывал рот, разглядывая проносящиеся мимо здания, когда мы ехали в карете, и как он сразу же уснул у меня на руках, не дождавшись, пока мы доедем до особняка. Оставив мальчугана на попечение слуг, я уединился в кабинете, садясь за перо и бумагу, дабы написать прошение о встрече с Королем для предоставления ему отчета о произошедших событиях. Но это завтра, а сейчас – горячая ванна и отдых после долгого и утомительного путешествия.
1630-1740 гг. н.э.
Маттьё прилежный и послушный, умненький и милый, когда во сне крепко обнимает белого медвежонка Кумадзиро, у него очаровательная улыбка и звонкий смех, он никогда не заплачет по пустякам, даже когда по своей природной неуклюжести запнется на ровном месте и поцарапает коленку до крови, он немного стеснительный при посторонних, но вежливый и не пытается спрятаться за меня, когда видит незнакомцев. Он смешно морщит носик, когда неудобная и еще не совсем привычная одежда жмет или давит, но терпит, если это действительно необходимо. Маттьё ничего не просит, кроме как почитать вместе на ночь какую-нибудь книжку, он любит завязывать мне волосы лентой и делает это с усердием, высовывая от старания кончик языка сквозь сжатые губы. Его пушистые пшеничного цвета волосы постоянно лезут в глаза, и он так мило заправляет их за уши, снова и снова. Он пытается повторять за мной некоторые фразы на французском, услышанные в те моменты, когда я разговариваю со слугами или дамами, иногда Маттьё говорит заученную фразу и спрашивает, что она значит, иногда эти фразы имеют перевод, не предназначенный для детских ушей, и я отчаянно краснею, стараясь увильнуть от ответа, что не всегда получается.
- Скажи, - мальчик потянул меня за рукав, заставляя сесть обратно на кровать, - может, мне нужно называть тебя… папой?
Я был удивлен и смущен настолько, что с минуту разглядывал залившегося румянцем и полусонного Маттьё, и только потом сообразил, что следует что-то ответить. Я был тронут до глубины души.
- Если тебе так хочется, то я совсем не против, mon chere, - видя, как он светится от счастья, я сам расплылся в улыбке и погладил мальчика по голове, а тот закутался в простыню и закрыл глаза, устраиваясь поудобнее. – Спокойной ночи, Маттьё.
Потушив свечи, я направился к двери, как услышал тихий шепот: «Спокойной ночи, папа».
И снова прилив нежных чувств захватил мое сердце, заставляя ласково улыбнуться спящему мальчику и покинуть комнату.
Когда утром Маттьё в ночной сорочке прибежал ко мне в комнату, топая ножками по мягкому ковру, я только-только вырвался из сна и пребывал в легкой дреме. Солнце слепило, пробиваясь сквозь неплотно задернутые шторы. Я чувствовал, что на кровать кто-то пытается залезть, но не обратил на это внимания, продолжая наслаждаться остатками сновидений.
- Papa! Papa!
- Qu'est ce que c'est, mon chère? – лениво ответил я, все еще не различая границу дремы и реальности.
- Le matin, papa!
«Какой хороший у Маттьё французский», - пронеслось у меня в голове, и только тогда я смог окончательно проснуться и осознать, что малыш сейчас сидит на моей кровати и улыбается, что он разбудил меня и прелестно разговаривал на французском! Радости моей не было предела.
После завтрака у меня были кое-какие дела в городе, не столь важные, сколь обыденные. Я предложил Маттьё отправиться со мной, на что он ответил мне согласием и побежал одеваться. Я невольно вспомнил утреннее пробуждение и подумал, что следует пригласить учителя на дом, чтобы обучить Маттьё наукам.
По будням после полудня к нам заходил месье Пуаре и четыре часа уделял учению Маттьё. Иной раз, проходя мимо комнаты, которую они занимали под обучение, я слышал, как прилежно малыш осваивает все, что дает ему учитель, нисколько не капризничая. Да и сам Пуаре никогда не жаловался на неусидчивость моего воспитанника. Все было замечательно.
В последнее время и прихожу домой только для того, чтобы рухнуть без сил на кровать и уснуть до утра, а потом быть выдернутым очередным лакеем с поручением от Короля. Когда я ухожу, то вижу грустные голубые глаза Маттьё, и сердце мое сжимается от того, что я все меньше уделяю малышу внимание. Каждый раз, возвращаясь глубокой ночью в холодной карете, я обещаю себе, что выходные полностью посвящу мальчику, но следующим утром снова уезжаю и не прихожу до ночи. Совсем недавно я не был в особняке чуть ли не две недели, ездил на переговоры. На мировой арене что-то грядет. Затишье перед бурей – вот как я бы это назвал.
_______________
Папа! Папа!
Что такое, mon chere?
Утро, папа!
1754-1755 гг. н.э. Колониальное противостояние.
С каждым днем англичане становятся наглее, оттесняя наши войска от колоний в Северной Америке. Они заручились поддержкой индейцев, и теперь нас сжимают в кольцо, гонят в тропики и убивают по одному, устаивают засады, натравливают на нас диких зверей, пытаясь сломить воинский дух, запятнать честь, но мы даем отпор, стоим из последних сил, чтобы не позволить Англии занять наши земли и пролить еще больше крови…
Кто бы мог подумать, что чаехлебишка Артур нападет исподтишка на наши поселения в Канаде. Вот так просто превратить споры за территорию в вооруженный конфликт! О Дева Мария, это же бесчестно! Еще и племена индейцев подкупил, ass ruse! Ему так нужны мои колонии? Ему так охота насолить мне, отобрав все до франка? Du diable! Ладно этот лис, черт его возьми, а Испания! У него и так земель хватает, но нет же, ему Новый Свет приглянулся! Если на территории Канады разразится война, малышу будет невыносимо плохо от раздоров и кровопролития. Этого нельзя допустить, ни в коем случае.
Нервное хождение взад-вперед по кабинету не приносило мне ни капли успокоения, даже наоборот, раззадоривало тревогу. Людей не хватает, склады с оружием давно запылились, куда смотрит этот Людовик, diable! Как же не достает здесь твердой руки Жанны Д’Арк, чтоб привести все в порядок и отвязаться от надоедливых англичан.
- Месье Бонфуа, месье Бонфуа, к вам лакей от Его Величества!
- Франциск, к нам прибыл посол из Великобритании, я хочу, чтобы ты присутствовал при переговорах.
Никогда не думал, что когда-нибудь у меня так зачешутся руки от рьяного желания начистить послу морду и отправить восвояси. Стараясь сохранять бесстрастное выражение лица, я стоял по правую руку от трона Людовика и внимательно слушал, как тощий хмырь английского происхождения сухим тоном читал с бумаги ультиматум от своего короля.
- Итак, посему, Его Величество Георг II, Король английский, дабы прекратить кровопролития, просит отдать ему часть колоний французских, а именно: острова Карибского моря и Канаду. В противном случае развернется территориальная война, - отчеканил посол и поклонился, вручив суетливому слуге свиток для ознакомления на подлинность документа.
После того, как Людовик лениво пробежал глазами по документу, я немедля стал вчитываться сам, силясь собрать мысли воедино и лихорадочно соображая, что же делать дальше.
- Ваше Величество, - двери в залу распахнулись и, отбивая шаг каблуками, зашел Артур, на ходу снимая шляпу и учтиво кланяясь, - мой король отнюдь не враг вам, он никак не хотел развязывать войну, наоборот, как видите, Ваше Величество, он пытается всеми способами решить эту проблему мирным путем и…
- Наглая ложь, Ваше Величество! – не выдержал я, срываясь с места и буравя тяжелым взглядом ненавистного Киркланда. – Этот педант и его король держат на нас зло за ухват лучших территорий, когда они пили полуденный чай и обсуждали игру в гольф. Как Вы помните, Ваше Величество, в 1610 году корабли Великобританского флота высадились на островах Новой Франции с целью…
- С целью провести мирные переговоры и войти в контакт, дабы разделить земли по чести, Ваше Величество. Но тогда ваши войска прогнали нас под дулом мушкета, - гадко усмехнулся Артур, понимая, что сейчас задел меня за живое.
- Вы напали на местное население, ранили животное и запугали Канаду, варвары, - почти прорычал я, намереваясь схватить наглеца за грудки и вышвырнуть из зала подобру-поздорову.
- Прекратить! Немедленно прекратите грызться, как дворовые псы, иначе я позову стражу! Франциск, успокойся и встань на место, - мне не оставалось ничего, как развернуться на каблуках под торжествующий острый взгляд зеленых глаз Англии и занять место по правую руку от Короля. – Месье Киркланд, какое время дается королем Георгом на принятие решения согласно требованиям, указанным в ультиматуме?
- Неделя, Ваше Величество. Не подумайте, что мы урезаем время на раздумья, король дал бы больше времени, если бы ситуация не принимала такой серьезный оборот. До встречи, Ваше Величество, - и ушел, отбивая шаг каблуками.
1756-1763 гг. н.э. Семилетняя Война.
- Ваше Величество, прошу, подумайте! Острова Карибского моря – стратегически важная колония государства, а Канада... мы же не до конца исследовали ее земли, вдруг там золото, плодородные почвы и ресурсы.
- Да-да, а еще разносчики заразы и агрессивные неотесанные индейцы, - отмахнулся Людовик.
- А если все-таки золото? Ведь…
- Нет, Франциск, не надоедай мне. Мы теряем людей, пусть лучше англичане гибнут на этих землях от заразы. Если начнется война, нам несдобровать, мы не выигрывали сражения с Великобританией уже очень давно. Я знаю, Франциск, у вас с месье Киркландом давние счеты, но это не повод отказываться от предложения разрешить конфликт мирным путем.
- Куда же делись герцоги, способные вести войну как русские фельдмаршалы!
- Выйди вон. У меня от твоего жужжания мигрень, - он указал пальцем с перстнем на дверь, и я, скрипя зубами от досады, отступил и вышел во двор.
- Карету, живо!
Распугав прислугу, я ветром промчался до комнаты, где сейчас занимался Маттьё. Распахнув дверь и проигнорировав непонимающий взгляд месье Пуаре, я подошел к малышу. Он разглядывал меня своими голубыми глазами, чуть склонив голову набок. Сердце защемило от предстоящей неизвестности и неопределенности, и я, поддавшись порыву чувств, буквально рухнул на колени, крепко обнимая Маттьё, прижимая его к себе, забыв о том, что могу сделать ему больно.
- Papa? Qu'est-il arrivé, papa? – он робко погладил меня по голове.
- Cette tenaces Louis, Arthur diable avec son ultimatum. Mais jamais l'esprit, n'ayez pas peur, Mathieu, je ne vous laissera pas loin de moi de là, non, je vous le jure, - скороговоркой произнес я, подавив появившийся так невовремя ком в горле.
- Papa, Je t'aime, papa, - и детские ручки обняли меня в ответ.
- Ваше Величество!
- Опять ты, разве я не прогнал тебя вчера? – со вздохом спросил король, не отрываясь от изучения каких-то рукописей.
Набравшись смелости, я быстро подошел к столу Людовика и ударил по нему ладонью, отчего чернильница с пером подпрыгнули, а сам король вздрогнул.
- Я хочу решить конфликт мирным путем настолько же сильно, насколько и Вы, но здесь это невозможно, потому что мы имеем дело с Великобританией. Ему нужно извлечь выгоду из каждой, из каждой мелочи, а, что уж там, когда дело касается нас, жадность и подлость английских псов не знает границ. Вы сами видели, как месье Киркланд льстил и изворачивался, пытаясь убедить Вас в том, что его король не имеет никаких скрытых намерений. Доверьтесь мне, Ваше Величество, я имею дело с этим прохвостом уже долгое время. Я... если разразится война, я клянусь Вам, что вырву победу у английских войск, и нам не придется, как проигравшим, рассчитываться колониями.
- Хорошо-хорошо, я понял, сворачивай свое разглагольствование, я знаю, словом ты орудуешь лучше, чем шпагой, - отложив документы в сторону, Людовик поднялся с кресла. - Тебе так важен этот малыш, что приехал с тобой из Нового Света? Ответь честно, не лукавь.
- Вам ли не знать, как дорого дитя родителю.
И снова тронный зал, снова я стою по правую руку от короля Людовика, вальяжно восседавшего на троне до поры, пока этот чертов посол и Артур снова не появились в дверях залы. Неделю, треклятую неделю я почти не отходил от правителя, стараясь убедить его не соглашаться на требования в ультиматуме от этих грязных лживых англичан, а когда смог добиться своего, то осознал, что теперь нужно готовить план военных действий, чтобы сокрушить противника и отстоять свое право на земли.
- Рад видеть Вас в добром здравии, Ваше Величество, - ему не надоест издеваться и паясничать. - Как Ваша охота? Конная прогулка по Оленьему Саду приносит удовольствие?
- Месье Киркланд, я не желаю слушать от вас о посторонних темах, не касающихся цели вашего визита, - холодно отрезал Людовик, и Артур проглотил все свои насмешки, низко склонившись в извинении.
- Тогда, я думаю, Вы готовы огласить решение? Что ж, мой король и я будем рады его услышать.
Людовик кивнул мне, и я, взяв документ с требованиями, подошел к ухмыляющемуся Англии, готовясь запечатлеть в памяти тот момент, когда самодовольная улыбка сползет с его лица.
- Вот эта писанина нам отнюдь не нужна, чтобы решить территориальные споры с вами, чопорные чайные человечки. Мы вполне обойдемся и без ваших подачек, тайной подоплекой которых является цель оттяпать кусок побольше да пожирнее. Можешь передать своему королю, что мы готовы принять ваш вызов и с достоинством ответить на него порохом и шпагой.
После объявления Англией войны потянулись битвы, союзы, пакты, договоры. Был заключен первый договор с Австрией, который кое-как разобрался с борьбой за наследство престола, к нам присоединился Иван, протянувший кран помощи, но также преследовавший явно только свои личные цели. Однако нам на это было откровенно плевать, потому что Российская военная мощь была крайне необходима для того, чтобы разнести Великобританию в пух и прах. Затем присоединился Дания, после Оксеншерн, который потребовал с меня субсидии непонять с чего. Бальдшмидт, гад, пошел на договор с Артуром, надеясь со своим Фридрихом разгромить Российскую Империю. Наивный мальчишка, не знаю, что ему в голову ударило, но тягаться с Брагинским на мировой арене ему явно не по плечу.
5 ноября наша армия потерпела сокрушительное поражение, попавшись на рога войскам Фридриха. А так я надеялся на опыт Шарля, на то, что он сможет предвидеть внезапную атаку врага... но нет. Жаль.
Это направление было совсем не нашим полем брани.
1759 год. Северная Америка. Колониальный город Квебек.
12 сентября.
Ночь, глухая, холодная ночь. Костры не грели, солдаты были измождены ожиданием битвы, которая решит исход нашего соперничества. В наспех сооруженной палатке стены колыхались от ветра, гуляющего по равнине и завывающего, словно одинокий волк. Я сидел, прислонившись спиной к бочке с порохом, и прокручивал в голове возможные ходы, которые мог предпринять против меня этот педант. Сон никак не шел, хотя я знал: для того, чтобы крепко держать оружие в руках, нужен хороший отдых. Я думал о многом: о том, как я вернусь с победой, и мы с Маттьё будем жить дальше, он вырастет, и я отпущу его, как независимое государство. О том, как Англия заткнется, наконец, и перестанет лезть в мою жизнь. Только вот… не знаю почему, но уверенности в полной и окончательной победе нет, ведь только австрийские войска смогли разгромить Фридриха и спокойно уйти домой. А прусс слабей, значительно слабей, чем Артур. Вот в чем в чем, а в боях этот прохвост толк знает, пират со стажем, как-никак.
13 сентября.
Рассвет чуть брезжит, утро прохладное и немного туманное. Кажется, что немного я все-таки успел вздремнуть. Ну, что ж, пора собирать войска, битва не за горой.
Одного за другим, одного за другим, люди, кони, кони, люди. Шла жестокая, кровопролитная бойня, в которой нас оттесняли назад, пытаясь зажать в кольцо и покончить с нами одним ударом, но мы боролись, секли головы, отстреливались, теряли бойцов. Серые тучи затягивали небо, готовое разразиться слезами, чтобы смыть с земли всю кровь. С каждым упавшим на холодную землю солдатом я чувствовал, что теряю силы, веру, теряю надежду на просвет в этих тяжелых облаках, но я не мог останавливаться на полпути, поэтому брал себя в руки и сбивал с коня очередного вражеского всадника. Последний, споткнувшись, упал и раздавил попавшегося под копыта солдата. Я не разглядел форму, потому что отвернулся, чтобы не видеть кровавое месиво, оставшееся после встречи копыта с черепом человека. Погнав гнедого вперед, я встретил небольшой отряд выживших в этой части англичан. Вокруг них были трупы, как своих, так и чужих, солдаты тяжело дышали, один особо смелый кинулся на меня, я думал увернуться и затоптать его, но конь встал на дыбы и рухнул на землю, скинув меня с седла. Больно ударившись головой о мерзлую почву, я выронил ружье, и оно отлетело от меня на приличное расстояние. Тот, подбивший лошадь, с диким криком ринулся с кулаками, никогда я еще не видел такого искаженного гримасой ярости лица. Я попал под град ударов, уворачиваться от которых успевал не всегда, я думал, что этот безумный забьет меня до смерти, если бы не услышал топот ног и перестрелку. Перекатившись со спины на живот, я резво вскочил, ударил наклонившегося солдата локтем в солнечное сплетение и схватил ружье, направив его на скорчившегося врага.
Почему-то подчинившись поговорке «лежачего не бьют», я развернулся, чтобы, прихрамывая пойти навстречу своим. Но вояка, видимо, не захотел принимать жалость, и кинулся мне под ноги, снова повалив на землю. Он мертвой хваткой вцепился в мое горло, не позволяя мне дышать, шипя и брызгая слюной что-то несвязное, среди которого я смог различить лишь «дохни, скотина». Задыхаясь и теряя ориентиры, я пытался ударить его по руке, чтобы ослабить неистовую хватку, но все было бесполезно. Когда я уже был готов потерять сознание, то уловил приглушенные крики и выстрел, а, придя в себя, обнаружил, что ранен шальной пулей в плечо и что все оставшиеся враги безвольно лежат на земле, поверженные подоспевшими солдатами. Мы отступили от Квебека через пять дней и обосновались у Мореаля, но и там английские псы продолжали крушить наши войска.
- Бросайте ружья и поднимайте руки вверх, живо! Сопротивляться бесполезно, мы прихлопнем всех одним махом, сдавайтесь. Ваш главнокомандующий бежал, так что выбор за вами, - чертовы англичане.
- Поднимайте белый флаг, Монреаль взят! – нет, ни за что…
- Сворачивайте войнушку, французики, вы нам не ровня!
- Это вам не в солдатиков играть!
Как? Как же так получилось? Мы стояли так долго, мы сражались так упорно, мы ждали подкрепление и… все рухнуло? Катитесь к черту, да быть этого не может!
- Ну что, Франциск, - опять, опять я слышу этот насмешливый, пропитанный ядом голос, вижу эту наглую, самодовольную ухмылку, ощущаю на себе острый взгляд зеленых глаз, - ответил ли ты с достоинством на наш вызов порохом и шпагой?
Я молчал, корчась на земле от боли, которую причиняла кровоточащая колотая рана. Вокруг меня на промерзлой почве лежали трупы расстрелянных недавно солдат, казнь которых на моих глазах учинил торжествующий Артур. Наверху – все то же серое небо, мрачное и тяжелое, и воздух тяжелый, дышать им трудно, почти невозможно, даже больно. Но мне приходилось.
Внезапный раскат грома заставил людей вздрогнуть, а холодный, частый дождь пробирал до костей. В голове было пусто, абсолютно, нет ни единой мысли о том, что делать дальше, а грудь давило с неимоверной силой, так, что, казалось, будто сердце будет раздавлено в лепешку. Я ждал, лежал и ждал своей участи, ждал тех слов, что последовали с очередным раскатом грома:
- Канада теперь моя.
Оставалось только удержаться от дикого хохота, который рвался из легких, заставляя закашливаться и вызывая жгучую боль в открытой ране. Ничего теперь нет, холеная французская гордость растоптана тяжелыми английскими ботинками, больше не за что бороться, я проиграл, я проиграл все, что у меня было, я потерял честь, и место мое теперь здесь, на грязной земле в луже собственной крови, я могу только упиваться собственной жалкостью и ничтожностью. Что я смог сделать? Надавать кучу обещаний и оставить их невыполненными? Поклясться и снова ударить в грязь лицом?
Маттьё… Маттьё, малыш, прости меня…
______________
- Papa? Qu'est-il arrivé, papa? – Папа? Что случилось, папа?
Cette tenaces Louis, Arthur diable avec son ultimatum. Mais jamais l'esprit, n'ayez pas peur, Mathieu, je ne vous laissera pas loin de moi de là, non, je vous le jure. – Этот упрямый Людовик, чертов Артур со своим ультиматумом. Но ничего, не бойся, Маттьё, я не позволю забрать тебя у меня, клянусь.
- Papa, Je t'aime, papa. – Папа, я тебя люблю, папа.
1763 г. н.э. Парижский мир.
Он издевался, когда предложил провести заключение мирного договора в моей столице? Ему, что, мало? Он хотел еще сильней втоптать меня в грязь? Какого черта, Артур? За что ты меня так ненавидишь, а?
- Распишись, - хватит, хватит улыбаться, Артур, перестань, ты поставил мне шах и мат, я это уже признал, не нужно, не издевайся, я раздавлен и опустошен.
Пробежав глазами по требованиям мирного договора с толикой надежды, что Канаду он оставит, но нет, я проигравший, а поверженным суждено платить по счетам, отдавать все, до франка. Поставив подпись, я вернул бумаги Киркланду. Тот довольно улыбнулся, затем поднялся с места и, проходя мимо, как бы невзначай коснулся моего плеча, отчего я вздрогнул. Следом он шепотом напомнил:
- Не забудь привести мальчишку.
Я готов был вскочить со стула, схватить этого педанта за грудки и врезать хорошенько, я бы сделал это, если бы не было так мучительно больно оттого, что Маттьё придется отдать этому... этому... черствому ублюдку.
Артур ушел, хлопнув дверью, а я так бы и остался сидеть среди шумящих государств, если бы Людовик не отвлек меня от тяжелых мыслей своим приказом:
- Мы уходим, Франциск, поторопись, живей-живей.
Когда я послушно поднялся и направился следом за королем, по залу пронесся вихрь насмешливых шепотков о том, что месье Франциск Бонфуа безвольная тряпка, помыкать которой может каждый. Увы, с этим я вынужден был согласиться.
- Папа, куда мы едем?
- Увидишь, - холодно отрезал я, отворачиваясь к окну кареты, только чтобы не видеть поникшего лица малыша, только чтобы не потерять контроль над собой, только чтобы успокоиться и распрощаться с маленьким Маттьё раз и навсегда.
- Папа, ты злишься на меня? - через некоторое время тихо поинтересовался малыш, сжимая в объятиях белого медвежонка.
Пожалуйста, молчи, не разговаривай со мной, я недостоин этого.
Я ничего не сделал, чтобы оставить тебя рядом с собой, ни-че-го.
- Папа?
- Молчи... - отчаянно выдохнул я и взглянул на него, всего на пару секунд, но этого хватило, чтобы сердце сжалось от боли, как будто его полоснули ножом. Хотелось рвать на себе волосы, хотелось волком выть, выцарапать себе глаза, отрезать уши, вырвать сердце, чтобы не было так больно от одного взгляда на него, на такого маленького, хрупкого, беззащитного, невинного и доброго…
Когда карета доставила нас к большому особняку, был уже вечер и тихо накрапывал дождь. Выходя из кареты, я глубоко вздохнул, набираясь смелости, и грубо схватил малыша за руку, на что тот сдавленно ойкнул, но все равно пошел за мной. Подведя его к дубовой двери, я не решился постучать в нее, потому что тогда совершенно точно потерял бы Маттьё.
- Папа?
- Я больше не папа, - я старался сделать как можно более равнодушное лицо, я знал, что Артур сейчас наблюдает за нами из окна первого этажа.
- Почему? - ты же умный, ты поймешь, почему. Я не могу объяснить, не могу, это трудно. Если я останусь еще хоть на секунду, я упаду на землю и... Нет. Нельзя думать об этом. Нельзя.
- С этого дня ты будешь жить с другими людьми, они - твоя новая семья, - повернувшись спиной, я окончательно почувствовал себя ничтожеством, но пути назад не существовало.
- Ты вернешься?
- Нет.
- Когда-нибудь?
- Нет...
- Вернешься?..
- Я сказал, нет! - горячие слезы текли по моим щекам, заставляя задыхаться от собственной беспомощности. Закусив до крови губу, я сделал шаг вперед, увеличивая расстояние между нами.
- Папа... я люблю тебя, папа.
- Прощай, Маттьё.
Не дойдя до кареты, я рухнул на колени, дав волю чувствам, зарыдал, захлебываясь слезами. Артур, теперь ты доволен?..
1765-1790 гг. н.э.
Поздним осенним вечером, когда я сидел в кресле, допивая остатки вина на дне бокала, и пытался отвлечься чтением, что не особо получалось, то краем уха уловил разговор в коридоре на первом этаже. О чем шла речь, было совсем непонятно, поэтому я лениво поднялся с места и направился вниз по лестнице, на ходу застегивая пуговицы рубашки. Спустившись, я смог расслышать подробности дискуссии. Прислуга рьяно выпроваживала какого-то гостя, но тот тоже был упрям и не хотел уходить.
— Мне очень жаль, но месье Бонфуа никого не принимает, уже поздно, приходите завтра, — чеканила горничная.
— Брысь с дороги, я по важному делу! – светловолосая макушка и писклявый, истеричный голос, черт возьми, что он тут забыл?
— Оливия, оставь нас. Гость слишком упрям и не отступит, пока своего не добьется, — подал голос я, стоя на той же лестнице, вальяжно опершись на перила.
Девушка коротко кивнула и убежала к себе в каморку.
— Ну и? Ты пришел, чтобы еще что-нибудь у меня отобрать? – холодно спросил я, не приближаясь к Артуру ни на шаг.
— Ты даже не предложишь мне кофе? Что с тобой, Франциск, заболел? – «заботливо» поинтересовался Англия и бросил свое мокрое пальто на пол.
— Кофе? Тебе? В моем доме? Изволь, только с ядом. Подбери-ка свои грязные вещички с моего ковра, — язвительно отозвался я, не в силах сдержать гнев и обиду.
— Твой дом, твой ковер, слышишь, как ты говоришь? Бонфуа, ты тряпка, — Киркланд большими и уверенными шагами сокращал расстояние между нами, поднимаясь по ступеням.
— Ты пришел ко мне только для того, чтобы сказать мне об этом? Извини, вынужден огорчить, я уже уведомлен об этом своем качестве.
— Вообще-то, я пришел, чтобы кое-что спросить, а ты первый начал, — страдальчески вздохнул он и поднял на меня свои пронзительные зеленые глаза.
Я всплеснул руками и захохотал:
— Какого черта, Артур? Сначала играешь в старых приятелей, а теперь оправдываешься, как подравшийся мальчишка. Я тебя совсем не понимаю, mon chere.
Общее молчание длилось больше минуты в сопровождении игры в «гляделки», где первым сдался Англия, отведя взгляд и нервно покусывая нижнюю губу. Затем он с очередным вздохом опустился на ступень ниже и сел.
— Это был приказ моего короля, я ничего не мог с этим поделать.
— Кроме как виртуозно исполнять порученное и получать от этого удовольствие? – усмехнулся я. – Что ж, поздравляю, у тебя все отлично получилось.
— Не начинай.
— Ты скотина, Киркланд. Je vous hais, — я развернулся на сто восемьдесят градусов и направился на второй этаж. – Aller loin.
— Как мне отличить Альфреда от Мэтью? – услышал я вдогонку, этот наглый хмырь уходить даже и не собирался, хотя прекрасно знал, что я сказал, ведь эти фразы я говорил ему на протяжении многих веков. – Они такие похожие, как близнецы.
— Повесь… на Маттьё табличку «Не Альфред», чтобы ты случайно не приласкал не того мальчика, — имя малыша далось мне непросто, ком в горле мешал дышать и говорить, а глаза противно защипало. – А вообще, он малыш с мишкой, которого таскает везде за собой, и у него очаровательная улыбка, еще он спотыкается на ровном месте, и его длинные волосы лезут в глаза, он иногда заправляет их за ухо.
Воспоминания нахлынули сами собой, как только я смог выговорить «Маттьё». Образы всплывали перед глазами, яркие, четкие, такие дорогие сердцу, такие трогательные и милые, что глупая улыбка появилась сама собой. Черт, как же я долго пытался не будоражить в себе все это, не бередить раны, но…
— Я надеюсь, он будет счастлив у тебя… — еле слышно проговорил я, а затем, прочистив горло, не поворачиваясь и делая шаг наверх, к своей комнате, выдал на одном дыхании. – Все услышал? А теперь, будь добр, выметайся вон, а то выщиплю твои брови, чаефил чертов.
— Кто бы говорил, винная морда, — неохотно проворчал Артур и стал спускаться вниз по лестнице.
Скрывшись за углом, я прислонился спиной к стене, и стоял так до тех пор, пока не хлопнула входная дверь. На душе почему-то стало немного легче. Нет, намного легче, даже выпитая в одиночестве бутылка вина не могла утопить эту тяжесть, ставшую верным спутником за последние несколько лет. Для страны, прожившей тысячелетия, это отнюдь не срок, но мрачные и печальные события могут превратить это время в долгую и глубокую пучину, выбраться из которой крайне сложно.
— Оливия, mon ami, принеси-ка еще бутылочку!
1800-1813 гг. н.э.
Монархия, республика, республика, монархия, и снова наоборот. Я сыт войнами и распрями по горло, нет сил смотреть на то, как очередной неумеха-правитель берет власть в свои руки и тянет меня ко дну еще больше. Бунты, митинги, бойни, парламент, король – все плывет перед глазами одной сплошной нечеткой картиной, различить в которой что-то фактически невозможно. Что? Война? С кем? А, Брагинский. Ну, удачи вам, я больше не сдвинусь с места, не пойду ни на одну войну, потому что там мне делать нечего, абсолютно. А зачем? Мне не за что убивать людей, пусть этим занимаются солдаты имперской армии Наполеона. Мне не нужны никакие территории, ни от Польши, ни от кого-либо еще, это Бонапарт распространил свои загребущие лапы на половину Европы. Англию вот только забоялся, конечно. Сразу видно, человек маленький, да с манией величия. Нет, это не война, а какой-то немыслимый бред, который моя вечно хмельная голова понять никак не может. Опять какие-то договоры, бесконечные военные заседания, на которые совсем не хочется идти, потому что просто бессмысленно. Русский Александр умен, климат Ивана суров, а территория обширна. Ну и чего же Бонапарт этим добьется, собрав всех, от поляков до немцев, под своим началом?
Возомнив себя Александром Великим, таковым, увы, не станешь.
1837 г. н.э.
Слухи имеют свойство распространяться быстро. Поэтому, когда я услышал, что парочка стран перешептывается и что-то активно обсуждает, то удивляться не стал, это для меня было совсем не ново. Однако, как только я уловил знакомое имя, то сразу же остановился и стал вслушиваться в разговор. «Англия». Только это могло задержать меня и заставить заинтересоваться дискуссией. Что там у него стряслось? Америка же давно отвоевал у него свою независимость, со второго раза, правда, но все-таки.
— Какая-то колония Великобритании решилась попросить у него о независимости. Ха-ха, какая же глупая эта колония, Англия ее ни за что не отпустит, тем более, сразу после Америки, это же самоубийство!
Какая-то колония?..
— Да-да, я тоже слышал, говорят, город колонии сожгли дотла, а саму ее избили до полусмерти.
До полусмерти?!
Учуяв что-то неладное, я помчался прочь, намереваясь заглянуть к Киркланду и выспросить у него подробности. Впрочем, с порога меня встретили хмурым взглядом и чуть не закрыли дверь перед самым носом, и я распрощался бы с шансом узнать, что это за неожиданная революция, если бы вовремя не поставил ногу в дверной проем. Еще раз бросив на меня всепрожигающий взгляд, Англия сдался и пропустил меня в дом. При внимательном осмотре лица Артура обнаружилась пара царапин и ссадин. Похоже, и ему досталось от колонии. Встав в позу, я сразу же перешел к делу:
— Ну и что это за колония, которая так тебя отделала?
Нет ответа, лишь только стыдливо опущенные в пол глаза.
— Говори. Знаешь же, что я не отстану, — вместо ответа он толкнул меня в ближайшую комнату, где спиной к нам сидел юноша, обнаженный по пояс. Вся его спина была в свежих порезах, кровоподтеках и прочих следах жестокого избиения. На голове его находилось махровое полотенце, на котором была кровь.
— Пресвятая Дева Мария, — прошептал я и, сжав кулаки, повернулся к Киркланду. – Я, конечно, знал, что ты садист, и любую колонию готов на месте прикончить, как только она заикнется про независимость, но чтобы так! Ты что, бил парня, пока он корчился на земле?
— Я… ну… я в ярости был. Я не хочу оставаться один, понимаешь? Америка ушел, а что будет, если уйдет еще и Канада?..
— Подожди-ка… Это… это…
— Да, это он, — и Англия зажмурился, как только я схватил его за форму и занес кулак для того, чтобы хорошенько врезать ему.
— Англия…сан? – и я так и замер, поняв, что он нас заметил, хотя мы говорили шепотом.
Старые шрамы, оставшиеся в сердце и на теле со времен Семилетней войны, заныли, я отпустил Артура и повернулся на голос.
Он стоял, прижимая окровавленное полотенце к груди, как обычно прижимал своего белого мишку, стоял так близко, вот, только руку протяни, стоял, чуть склонив голову набок, вглядываясь своими небесно-голубыми, большими и наивными глазами в мое лицо. Легкий румянец показывал, что он смущен тем, что его застали полуобнаженным, пшеничного цвета волосы спутались и лезли в глаза, но им мешали очки, которые немного сползли с носа.
— Вы… меня видите? – что за нелепый вопрос, конечно вижу! – Это… просто меня обычно никто не замечает, — почти шепот, быстрый, и усилившийся румянец. – Или путает с братиком Америкой. Ой, — приложив ладонь ко рту, он затравленно посмотрел на Артура.
Конечно, я вижу, я не могу не видеть его, я не могу спутать его с сорванцом Альфредом, я не могу не любоваться малышом сейчас, ведь он так вырос, мой милый и застенчивый карапуз, которого я чудом нашел на забытом Богом острове, которого я привез в Европу, который будил меня, топая ножками по мягкому ковру, который усердно лепетал не слушающимся языком что-то на французском…
Из-за наворачивающихся слез я почти ничего не видел, поэтому, украдкой смахнув их, я тепло улыбнулся и сделал шаг навстречу.
Который весело щебетал мне о прошедшем дне за ужином.
— Франциск, не надо, — послышался сзади встревоженный голос Артура, но это меня не остановило.
Который просил меня почитать сказку на ночь.
— Маттьё, — осторожно потрепав парнишку по волосам, я все еще любовался им.
— Простите… но… кто вы?
Которого я жестоко оттолкнул от себя!..
— Откуда вы знаете мое имя?.. – продолжал лопотать он, испуганно шарахаясь от меня.
Мое сердце пропустило несколько ударов. Как? Что? Это какая-то шутка? Почему он говорит, что не помнит меня? Неужели?.. Неужели это я виноват?
— Франциск… — у него было такое же напуганное лицо, как у Маттьё, когда я резко повернулся к нему, не в силах сдержать, насколько больно мне стало от этой новости.
— Почему? Почему ты мне ничего сказал?
— Я не хотел… — на этих словах я захохотал, как безумный.
А потом охрипшим голосом проговорил:
— Не хотел, чтобы я знал? Спасибо за заботу, Артур, mon chere. Редко когда дождешься от тебя такого широкого жеста.
— Простите… — подал голос Маттьё, до сих пор безмолвно наблюдавший за нами, точней за мной.
— Нет-нет, это ты меня прости, — улыбка далась мне с трудом и получилась кривоватой, в этом я был уверен. – Не бери в голову. Я спутал тебя с другим.
И, развернувшись на каблуках, я быстро зашагал прочь оттуда, прочь, чтобы не видеть ничего, чтобы скорей добраться до дома и провести еще один день в одиночестве.
Он не помнил меня, не помнил совсем, он смотрел на меня, как на чужого человека, с которым никогда не был знаком, и вряд ли таким способом он решил мне отомстить за прошлые годы. Его голубые глаза были искренни в своем страхе перед незнакомцами, да и Артур, кажется, до этого пытался меня предупредить. Если до этого я часть вины возлагал на Англию, то сейчас полностью убедился, что во всем виноват лишь я. И в том, что не смог уберечь, и в том, что не объяснил ничего, и в том, что просто сказал ему тогда «прощай», когда надо было улыбнуться и сказать, что я обязательно зайду в гости и проверю, как ему живется. А так малыш замкнулся, его память просто стерла все воспоминания, которые причиняли боль, поставила между ними стену, и вот результат…
— Боже, Франциск, ты неисправимый неудачник, — горько улыбнувшись самому себе в зеркале, висевшем на стене, я отпил из бокала очередной глоток вина и с яростью швырнул хрупкую вещицу в то самое зеркало. Оно разбилось вдребезги, искажая расколами отражение, а осколки посыпались на пол.
То, что Маттьё ничего не помнит – моя самая большая ошибка в жизни, исправить которую никак нельзя.
_____________________
Je vous hais — я тебя ненавижу.
Aller loin — уходи.
Mon ami — друг мой.
Вопрос: Понравилось? :)
| 1. Неа | 5 | (14.71%) | |
| 2. Не очень | 1 | (2.94%) | |
| 3. Да | 28 | (82.35%) | |
| Всего: | 34 | ||
@темы: Бредятина, Фендом, Хеталия, Творчество, Фанфики
-
-
11.04.2011 в 15:25Ух ты, ах ты.Автор, это очень даже хорошо. В конце почти на слёзы пробило.Спасибо за фанфик.
-
-
11.04.2011 в 15:47Боялся, что будет эпик фэйл-
-
11.04.2011 в 15:50Оно лишнее, но продолжение таки напрашивается. Не ожидается? З:
Не эпик-фейл, отнюдь. Только сев читать, воистину приготовился закрыть через несколько секунд вкладку с творчеством, но не устоял и дошёл до конца. Печального-печального конца.
Описано очень хорошо и приятно для восприятия. И, на мой отдалённый неправильный взгляд, Франция получился почти даже и не ООСным.
-
-
11.04.2011 в 16:30Оно лишнее, но продолжение таки напрашивается. Не ожидается? З:
Увы, не ожидается, зато есть еще один вариант, только уже мини и немного в другое русло направленный, хотя тоже печальный ):
Не эпик-фейл, отнюдь. Только сев читать, воистину приготовился закрыть через несколько секунд вкладку с творчеством, но не устоял и дошёл до конца. Печального-печального конца.
Описано очень хорошо и приятно для восприятия. И, на мой отдалённый неправильный взгляд, Франция получился почти даже и не ООСным.
Приятно слышать, что интерес прочитать дальше вышел-таки победителем. Ну, мне показалось, что Франциск-канон не заморачивается на счет всяких там мирских проблем, живет себе и живет. А мне больше по душе такой вот, заботливый и ранимый папочка Бонфуа, как бы нелепо не звучал весь этот набор слов в одном предложении )
-
-
11.04.2011 в 16:36И всё-таки в вашем фанфике Франция-таки чуть-чуть показан именно со стороны "живёт себе и живёт" в моменте о "выпивал с дамами", во всяком случае. Тут очень человечный и замечательный Франция. Всё здорово и классно, поэтому не стоит разглагольствовать :З
Увы, не ожидается, зато есть еще один вариант, только уже мини и немного в другое русло направленный, хотя тоже печальный ):
Так или иначе, было бы неплохо видеть в вашем исполнении больше фанфиков по фэндому Хеталия. Чем-то ваша непримечательная стилистика мне приглянулась после прочтения ещё нескольких работ под тэгом "Фанфики" :З
-
-
11.04.2011 в 17:03Хорошо, уговорили (;
Так или иначе, было бы неплохо видеть в вашем исполнении больше фанфиков по фэндому Хеталия. Чем-то ваша непримечательная стилистика мне приглянулась после прочтения ещё нескольких работ под тэгом "Фанфики" :З
По-настоящему хороших работ по Хеталии у меня раз-два и обчелся, постараюсь нагнать в будущем, как муза придет
-
-
11.04.2011 в 22:07-
-
20.04.2011 в 20:01Автор - вы чудовище.Но спасибо - это был замечательный фанфик. И, наконец, кое-кто из этого "блондинистое трио + 1" получил прямо в сердце.-
-
21.04.2011 в 03:22О боже какая прелесть
А чего чудовище-то?
И, наконец, кое-кто из этого "блондинистое трио + 1" получил прямо в сердце.
О да, так и задумывалось, что ему достанется по полной
-
-
22.04.2011 в 01:11